Эти последние с удовольствием бросились бы в первый попавшийся караван-сарай и наслаждались бы обычной сутолокой, жирной едой, общением с привычными им людьми.
Неловко себя чувствовали купцы… Но надо потерпеть несколько дней. Потом и они смогут рассказать землякам о роскоши, в которую довелось им окунуться. Купцы давали щедрые чаевые. Официанты и слуги кланялись, но особого почтения и страха не испытывали, как, например, перед англичанами.
Много десятилетий страной правила Великобритания. И в таких гостиницах, как «Гранд-отель», конечно, были установлены законы «доброй старой Англии». Это только в военное время законы нарушались появлением шумных или очень робких посетителей.
Фарида боялась выходить из номера. Она даже боялась прикоснуться к дорогой мебели, к черному непонятному аппарату, который называли телефоном. Ее поведение веселило Махмудбека. Он показывал на сверкающую отделку ванной, словно фокусник, крутил краны… И свежая, чистая вода, совсем не похожая на ту мутную из арыков и водоемов, хлестала по мрамору.
Завтрак, обед, ужин приносил молчаливый слуга на широком подносе. Он ловко расставлял посуду, раскладывал ножи, вилки, ложки… И так было много этой посуды, что не только Фарида, но и Махмудбек терялся.
— Ничего, — смеялся он, — привыкнем и к такой жизни.
А Фарида с тоской смотрела на мужа. И был в глазах один и тот же вопрос: когда мы поедем домой, в Самарканд?
Махмудбек старательно избегал очередного разговора с Фаридой.
Но в «Гранд-отеле», в дорогом двухкомнатном номере, где не было слышно чужих шагов и стояла непонятная, даже пугающая тишина, она ночью заплакала. Прижалась к мужу, ее била мелкая дрожь.
Все было у нее в жизни за это короткое время. Она видела Махмудбека молодым, стройным человеком. Видела его в цепях, старым и больным… Они жили в тесных глинобитных домах с земляным полом… А эти белоснежные простыни, мягкая постель, эти ковры и молчаливый слуга ее испугали. Она почувствовала новую угрозу жизни любимого человека. Это чувство толкнуло женщину на откровенность.
— Уедем! — сквозь слезы шептала она. — Уедем отсюда! Мне нельзя… больше…
— Почему? — насторожился Махмудбек.
— Нельзя. У меня… будет ребенок…
Она сказала об этом торопливо и, повернувшись, уткнулась в подушку. Махмудбек гладил открытые плечи, неумело успокаивал.
На следующий день пришел Аскарали. Фарида с надеждой посмотрела на старого друга: что он скажет? Аскарали был весел. Он обнимал Махмудбека, хлопал его по спине.
— Совсем молодцом стал. Совсем богатырь…
Махмудбек и в лучшие времена был худощав, невысок ростом, словом, не выглядел богатырем. Но похвала друга ободрила его: значит, все в порядке, значит, ему предстоит довести дело до конца. Фарида разочарованно вздохнула и ушла в спальню, прикрыв за собой дверь.
— О твоем приезде сегодня же узнают эмигранты. У нас больше не будет времени как следует поговорить. — Аскарали положил на стол пачку газет. Махмудбек невольно потянулся к ней. — Потом. Я оставлю. Там, кстати, есть номер журнала «Миллий Туркистон». Тебе будет любопытно узнать, чем живет Туркестанский Комитет в Берлине. Это уже шестидесятый номер…
— Развернулись.
— Узнаешь… — односложно ответил Аскарали. — Итак…
— Я еду через две недели. Этот срок определил молодой вождь.
Аскарали вытащил карту.
— Показывай.
— Меня будут ждать в селении. Вот здесь. Человек из его племени. — Махмудбек замялся. — Шамсутдина придется оставить с Фаридой.
Аскарали непонимающе смотрел на друга.
— Тут дело в том… У нас, наверное, будет…
— Сын! — не сдержался Аскарали. — Вот и хорошо! Замечательно!
— Тише! — умоляюще прошептал Махмудбек, глазами показывая на дверь спальни.
Аскарали кивнул, поднял ладонь: понимаю, понимаю.
— Ничего, — сказал он. — Снимем здесь квартиру. Или отправить? Ну, в Турцию…
— Не поедет… — уверенно сказал Махмудбек.
— Тогда будет ждать здесь. А ты пойдешь один. У тебя, надеюсь, будет преданный спутник?
— Да… Молодой вождь не должен подвести.
— Значит, через две недели? — зачем-то переспросил Аскарали.
— Через две… Сойдет снег в горах. Сейчас дороги закрыты.
— Через неделю, — вдруг твердо заявил Аскарали.
— Почему?
— Потому что здесь… — Аскарали показал на карту. — Вот здесь… Фирма «Моррисон» строит водохранилище. Здесь живут и наши туркестанцы. Совсем рядом. Фирма не только строит. Кое-кто из работников фирмы занят подбором кадров для заброски к нам. Кого-то они, кажется, нашли. Возьми его с собой. Доведи до Джанибека.
— Придется…
— Ну вот и все. Я тоже буду ждать тебя. А сейчас из всей этой пачки можешь посмотреть одну газету.
По торжествующему тону Махмудбек понял, какой подарок ему преподнес Аскарами.
Махмудбек быстро нашел «Правду». На первой странице был приказ Верховного Главнокомандующего. «…Войска 3-го и 2-го Украинских фронтов 13 апреля овладели столицей Австрии Веной…»
— А как выглядит салют? — спросил Махмудбек.
— Не знаю… — сказал Аскарали, — Наверное, красиво.
Махмудбек не ответил. Он жадно читал сообщения из городов страны. И вдруг — «Самарканд… Завод «Красный двигатель» перевыполнил план…» Фамилии комсомольцев. Наверное, совсем молодых ребят.
Сколько прошло минут? Сколько часов? Махмудбек увидел протянутую руку Аскарали. Друг осторожно отбирал газету..
— Все! Все!
— Я потом уничтожу! — поклялся Махмудбек.
— Мне будет спокойнее, если я ее унесу… Все!
Короткая встреча с Родиной. Именно — все! Через неделю снова степь. И нужно будет впереди отыскивать сигнальные костры. У костров будут ждать новые, незнакомые люди…
Один из инженеров фирмы «Моррисон» сам пришел в поселок эмигрантов. Он откровенно искал встречи с Махмудбеком.
В маленькой комнатке шел разговор о судьбах мира, о большой, страшной войне. Инженер выглянул в открытую дверь. Недалеко от дома плясало пламя костра.
— Видите, без конца человек подбрасывает саксаул в огонь. Иначе даже чаю не вскипятишь… — И он, довольный сравнением, засмеялся.
— Надо подбрасывать… — согласился Махмудбек.
Начало серьезному разговору было положено.
— Мы о вас немного знаем, — сказал инженер. — Поэтому я так смело пришел к вам.
Махмудбек опустил голову.
— Одни вы не сможете долго удерживать огонь. Вам нужна помощь сильных друзей.
— Они нас часто подводили.
— Такова жизнь. Иногда люди подводят не по своей воле.
