После того как пост будет разгромлен с моря, подлодка беспрепятственно войдет в бухту и высадит на причал десант. Не исключено, что на развалинах поста удастся захватить ценную секретную документацию или, того лучше, «языка», что в условиях войны на море имеет первостепенное значение. Времени хватит на все, конечно, с избытком. Пока подлодку будут ремонтировать, десантная группа обследует окрестности и самолично убедится в существовании бывшего абабковского рудника и редчайшей, находящейся в твердом состоянии меди Потаенной.
Иначе говоря, гитлеровцы рассчитывали одним ударом убить двух зайцев!
Тем более что над морем в это время проносились снежные заряды. Вот они и решили воспользоваться одним из них вместо дымовой завесы.
Сбылось то, чего так опасался когда-то Калиновский.
Подлодка выплыла довольно далеко от берега и очутилась в центре снежного облака. Двигаясь вместе с ним или, вернее, вслед за ним, она сумела незамеченной приблизиться почти вплотную ко входу в губу.
Тюрин, который нес вахту на вышке, увидел подлодку в шестнадцать часов две минуты и тотчас по телефону доложил о ней Конопицину.
В редеющих хлопьях снега враг материализовался внезапно, как привидение.
Прошу вас, постарайтесь представить себе, как перед Тюриным в окулярах стереотрубы вырастает из моря грязно-серая рубка, а вслед за нею и весь корпус подлодки, похожий на костистый хребет злющей голодной собаки. Пена еще, наверное, перехлестывает струями через палубу, а люди в черных комбинезонах и пилотках уже бегут, пригибаясь, к орудию — по щиколотку в воде, скользя и спотыкаясь.
Над тундрой прокатился рев снаряда!
Не нужно никаких оповещений! Враг сам оповестил о себе! На посту объявлена боевая тревога! Радиодонесение об атаке подлодки закодировано Конопициным и, переданное Тимохиным, мчится к нам в штаб. Время — шестнадцать часов пять минут!
Продолжая стрелять, подлодка идет полным ходом к берегу.
Согласно боевому расписанию Калиновский занял свое место в укрытии над берегом и приник к биноклю. Только после того как он доложил Конопицину об этом по запасному телефону, Тюрин проворно спустился, почти скатился по внутреннему трапу с вышки. Промедли минуту-две, и несдобровать бы ему!
Вражеские артиллеристы, стремясь ослепить пост, метили прежде всего в вышку. Третьим снарядом ее будто горячим вихрем смело с земли вместе с антенной. Но тотчас же у дома поднята аварийная мачта с запасной антенной. Время — шестнадцать часов двенадцать минут!
Подлодка меняет курс и направляется ко входу в губу.
Галушка, злобно оскалясь, подхватил ручной пулемет и потащил его ко второму укрытию, откуда простреливались подходы, к посту со стороны причала. Гальченко рванулся за ним, но Конопицин придержал за плечо шестого связиста Потаенной.
— По боевому расписанию мое место, товарищ мичман, рядом с Галушкой — у пулемета!
— Обожди! Слушай!
Подняв глаза, Гальченко поразился перемене, которая за эти несколько минут произошла с Конопициным. Лицо его будто потемнело и похудело. Кожа на скулах туго натянулась. А Гальченко раньше и не замечал, какие у мичмана тяжелые и крутые скулы.
— Место твое будет в тундре. Бери запасные приемник и передатчик — и к старому котловану! Спрячься там и молчи! Слушай Тимохина неотрывно, принимай на нашей обычной волне. Замолчит Тимохин, значит, все, заменяй его на запасной рации! Сразу же выходи на связь со штабом! Ну, беги!
Он еще раз очень сильно даванул Гальченко за плечо. То ли прощался с ним, то ли подтверждал важность своего приказания.
В окно Конопицин и Гальченко увидели, что подлодка, не прекращая вести огонь, втягивается малым ходом в бухту. В другом окне полыхнуло пламя. Занялись огнем склад и баня. Конопицин сдернул со стены связку гранат и кинулся на подмогу Галушке, Калиновскому и Тюрину. А Гальченко, схватив приемник, передатчик и винтовку, побежал со всех ног в тундру.
Это произошло в шестнадцать семнадцать. Он заметил время по часам, спокойно тикавшим на столе мичмана.
4
От построек поста котлован находился на расстоянии двухсот метров, не больше. Опрометью добежав до него, Гальченко поставил рацию между валунами и полусгнившими сваями, надел дрожащими руками наушники и быстро настроился на привычную волну. Тимохин передавал открытым текстом донесение о начале высадки вражеского корабельного десанта на причал. «Почему открытым?» — удивился Гальченко. Потом понял. Кодировать было уже некогда.
Из штаба сообщили, что в воздух с ближайшего аэродрома поднято звено самолетов.
Из-за того, что тундра в этом месте постепенно понижалась от берега, все пространство вокруг дома было перед Гальченко как на ладони. Но того, что происходило в губе у причала, он видеть не мог. Догадывался о событиях лишь по лаконичным радиограммам Тимохина.
Отсюда, из сырой глубокой ямины, загороженной со всех сторон валунами и сваями, Гальченко еще успел увидеть согнутые фигуры Тюрина и Галушки, которые пронесли пулемет в другое укрытие — вероятно, мичман Конопицин приказал им переменить огневую позицию. Калиновский, надо думать, продолжает вести наблюдение с земли, передавая обстановку по телефону непосредственно Тимохину.
Потом перед глазами Гальченко все опять заволоклось пороховым дымом.
«Подлодка прикрывает огнем своих десантников, — передал Тимохин. — Команда поста ведет бой».
Гальченко представил себе, как, штурмуя высоту, черные комбинезоны, точно тараканы, неуклонно ползут вверх, поводя из стороны в сторону усиками-автоматами. Конечно, они беспрестранно перебегают, переползают, используя сейчас все встречающиеся на пути укрытия, все складки местности.
В интервалах между мерными орудийными залпами до Гальченко доносятся неумолкающая пулеметно-автоматная стрельба и взрывы гранат. Ага! Стало быть, десантники уже приблизились на дистанцию гранатного боя?
Сами понимаете, бой этот был быстротечным. Он и не мог быть иным. Пять наших моряков — Гальченко в данном случае не шел в счет — с ручным пулеметом, двумя автоматами и гранатами — против пятнадцати-двадцати вооруженных до зубов десантников! Калиновский насчитал их около пятнадцати, Тимохин так и передал в штаб, но гитлеровец-мемуарист называет цифру — двадцать. Поэтому я и говорю: пятнадцать-двадцать. А главное, за спиной у десантников была мощная поддержка артогнем. Да, соотношение приблизительно то же, что у «Сибирякова» и «Шеера»!
Счет был на минуты и секунды, счет был потерян Гальченко — он не имел при себе часов. Но у опытного радиста, а он, несомненно, был уже опытным радистом, вырабатывается как бы некое особое шестое чувство времени. Словно бы где-то внутри, в мозгу вмонтирован крошечный секундомер, и он беспрестанно тикает. Внутренний этот секундомер подсказывал Гальченко, что прошло не менее двадцати минут с появления подлодки и начала артобстрела Потаенной.
