Если бы он мог, он бы бежал…
До двери туалета оставалась пара метров. Сзади послышался мягкий шлепок, как если бы упала на пол плюшевая игрушка, затем шорох, и что-то гладкое и прохладное коснулось его щиколотки, прошуршав к дверям в холл. Это был разноцветный детский мячик, в который играл малыш на улице.
Павел невольно повернулся.
В коридоре снова сидела женщина. Всё так же, то есть теперь спиной к нему. Недоставало только одной её детали: головы. Потому что именно голова, а не мячик, лежала на самом деле у дверей в холл.
Заскочив в туалет, он щёлкнул задвижкой. И вдохнул терпкий сигаретный запах, теперь столь гадкий для него. Чтобы ещё хоть раз он закурил!
– Это учительский туалет, здесь нельзя находиться!
– Да подите вы все к чёрту! Оставьте меня! Вас нет! – обняв голову руками, Пашка сполз по двери на пол. Это становилось невыносимо. Его травили, как загнанную в ловушку крысу, издеваясь и глумясь.
Подойдя к раковине, он включил холодный кран и сунул под него голову, одновременно глотая стекающую по лицу, солёную от пота воду. Мозг немного остыл. Не без страха он посмотрел на себя в зеркало, но увидел там лишь сдобренное хорошей ссадиной, изможденное лицо; настолько измождённое, что такому бы и наркоманы-мазохисты позавидовали.
– Вы не сможете мне ничего сделать. Потому что вас нет. – Сказал он твёрдо и направился в класс информатики. Уже почти рассвело.
– Ты знаешь, что вчера случилось у твоей школы? – строго спросила мама Дениса, собираясь на работу перед зеркалом и заметив, что он не спит.
– Что? – буркнул тот из одеял.
– А мне кажется, что ты знаешь, – простучав туфлями по паркету, она вошла в его комнату и села в компьютерное кресло, повернувшись к нему. Белка был удивлён. Его мама редко так делала, тем более утром, когда спешила.
– Не знаю, – ответил он после невыносимой паузы.
– Знаешь. Но я не могу точно сказать, причастен ты к этому или нет. И допрашивать тебя мне некогда. Я вернусь через два часа. Будь готов, мы улетаем. Билеты я уже взяла.
Белка вскочил на кровати:
– Как? Куда?
– В Крым, – она встала и проследовала обратно в прихожую.
– Нет!
– Почему нет? Не сидеть же всё лето в городе, – нарочито спокойно она продолжила причёсываться.
– Но… а папа?
– Папа… уже ждёт нас там.
– Нет! Ты врёшь! Что с папой?
Белла Леонидовна посмотрела на сына сверху вниз, строго и как на букашку.
– То есть – я вру? Ты ничего не перепутал?
– Он же в больнице!
Она недовольно скривила накрашенные губы:
– Его выписали недавно. Он заезжал за вещами, когда ты носился где-то. Он очень ждёт нас.
– Не-ет! Но у меня… друзья здесь…
– Я прекрасно видела, в каком ты состоянии пришёл вчера вечером. И я не позволю своему сыну пойти не той дорогой! – заявила она безоговорочно, накинув на плечо сумку. – И я заберу пока твои ключи, чтобы ты не слинял никуда. Через два часа будь готов!
С этими словами Белла Леонидовна хлопнула входной дверью. Денис остался стоять посреди прихожей, как и был, в одних трусах и в полной растерянности.
Что ж… Крым так Крым. Не так уж и плохо! Постепенно его взгляд стал наполняться блеском путешественника. Спустя некоторое время раздумий, он счёл, что ему ничего не остаётся делать, кроме как подчиниться.
Как часто наши мечты несбыточны, но обезумившая надежда ведёт за собой сквозь лес топких болот и колючих елей. Ведёт, как звезда в ночной тиши, как вожак – стаю, полагаясь лишь на природное чутьё да свою смелость. Но иногда даже чутьё даёт сбой. Пахнет не ветреной свободой, а замшелым болотом; но отчаянное обоняние не чувствует этого, видя только лёгкий бриз среди невысокой поросли, и не догадывается о том, какой смрад ожидает его, стоит только углубиться. С каждым шагом лес становится темней, и всё труднее переставлять вязнущие в гадкой топи ноги. А звезда, такая яркая и недосягаемая, всё так же высока и приветлива. И даже захлёбываясь трясиной, тянется к ней твоя рука, вопреки пониманию, что всё уже кончено и звезда всегда останется только звездой на далёком, мнимом небосводе.
Поднимался ветер. Но не прохладу он гнал с моря, а горячий сухой воздух с иссушенных южных полей. Он взвинтил пыль; солнце раньше времени окрасилось в оранжевый цвет и затмилось душной дымкой. Он летел по трубам школьной вентиляции, гоняя по ним пыль и голоса голубей. Воздух в классах сдвинулся, задрожали рамы под напором ветра.
Холодильник в каморке сторожа был очень стар, едва ли не старше самого Георгия Афанасьевича. Школьной администрации было совсем не до холодильников. Да и этот приволок кто-то много лет назад из дома, поскольку купил новый. И теперь советская «Бирюза» прочно обосновалась в углу каморки, неизменно тарахтя старым мотором и вздрагивая всем телом при отключении. Вот только давно уже ей не приходилось вздрагивать. Слабым местом этих холодильников являлся температурный датчик, который переставал работать намного раньше, чем мотор. Георгий Афанасьевич, если холодильник долго не отключался, стучал по внутренней панели, и тогда тот переставал работать; а чтобы запустить его, требовалось постучать снова. Теперь же старый трудяга тарахтел уже много дней напролёт, не отключаясь, потому как некому было последить за ним, и температура внутри всё падала.
А в каморке ведь было душно, да и пыль за холодильником убиралась крайне редко, а вернее сказать, не убиралась вовсе. Полчища мух превратились в залежи трупов, вместе с пылью образуя похожую на торф смесь, пригодную для выращивания рассады. И такой смеси за холодильником набилось предостаточно, а от горячей задней решётки она ещё и была очень сухой.
И вот, температура внутри упала настолько, что датчик всё-таки сработал. Раздался щелчок, и импульс побежал на выключатель мотора, сзади ничем не прикрытый и утопавший в пыли. Выключатель сработал исправно, разъединил контакты… яркая вспышка сверкнула за холодильником: ток нашёл себе другой путь, через пыль, мгновенно сжигая её. Только потом агрегат привычно вздрогнул и мотор отключился, а из-за холодильника потянулась тоненькая струйка дыма.
От телефонного звонка Павел вздрогнул. Но не от неожиданности, а наоборот – потому что очень ждал его и одновременно боялся. Потому что он должен был стать решающим. Он свидетельствовал бы о том, что Комар пришёл, принёс нужную сумму. И всё! Павел готов был покинуть школу в тот же час. Весь день он ковырялся с компьютерами и развинтил почти все, рассовывая
