— Я только что встречался со своим товарищем по гимназии Юреком Чаплицким, — начал Анджей. — Он работает в Варшавской дирекции Восточной железной дороги. Его начальник, немец, ежедневно приносит на работу какие-то опечатанные папки с секретными материалами. Судя по всему, это очень важные документы, поскольку на ночь они сдаются на хранение в гестапо и ежедневно выдаются для работы руководителям дороги всего на несколько часов.
Это сообщение крайне заинтересовало Арцишевского.
— Анджей! Считай своим важнейшим заданием достать эти материалы. Они могут оказаться исключительно ценными. Только помни — полнейшая конспирация.
Через несколько дней Жупанский принес первые копии секретных документов, которые удалось снять Чаплицкому вместе со своим сослуживцем Рогальским. Они подделали ключ к портфелю своего шефа и, когда тот выходил, сразу же принимались снимать копии с документов. Можно понять, какой это был труд, если учесть, что у них не было столь распространенных в детективной литературе микрофотоаппаратов, спрятанных в пуговице пиджака или в трости. Они просто переписывали документы от руки. Риск был большой — в любую минуту мог вернуться шеф, мог накрыть их за этим занятием кто-либо из немецких чиновников или гестаповцев, отвечающих за хранение документов. Материалы действительно оказались ценными и содержали сравнительный анализ обстановки на железных дорогах Восточного фронта. Кроме расписания маршрутов на главных железнодорожных узлах, в них содержались также сведения об авариях и потерях на транспорте. Из этих данных можно было делать выводы об эффективности различных форм так называемой «рельсовой войны». Эти выводы подтверждали важную роль акций саботажа и диверсий в дезорганизации железнодорожного транспорта в тылу врага. На основании хранившихся в папке донесений с различных узлов и станций, подробно описывающих характер нападения на них, продолжительность прекращения движения, нанесенный ущерб и т. д., можно было заключить, что воздушный налет на железнодорожный узел силами одной эскадрильи, состоящей из восьми бомбардировщиков, вызывал четырехчасовой перерыв в движении, а нападение партизанского отряда причиняло настолько значительные разрушения, что перерыв затягивался до 36 часов. Для нас это было большой неожиданностью, а для Центра — основанием для выработки эффективной тактики транспортных диверсий. Документы эти мы стали получать регулярно два раза в неделю. «Ребята из Гдыни», как мы их прозвали, были выше всяких похвал.
Примерно в это же время Франек Камровский доложил командиру об установлении постоянной связи между Генеральной Губернией и Поморьем. Поначалу через границу он ездил сам, а позднее, чтобы не вызвать подозрений, стал высылать каждый раз новых связных. В Торуне он наладил постоянную связь с семьей адмирала Стейера, давно и хорошо знавшей Арцишевского. Два сына адмирала, Дональд и Владжимеж, узнав, что Арцишевский ведет работу против немцев, тут же изъявили желание примкнуть к нам и взялись за выполнение нелегкого задания — установить дислокацию гитлеровских войск в районе Торуня. Вскоре от них стали поступать донесения о системе противовоздушной обороны, оборудовании аэродромов, о перебросках воинских частей на Восточный фронт. Материалы эти представляли исключительную ценность, а характер их обработки свидетельствовал о недюжинных военных способностях авторов.
В один из дней, когда Арцишевский, сидя за столом, шифровал радиограммы, в комнату вошла крайне взволнованная хозяйка дома и сообщила об аресте гестаповцами двух ребят из группы Карповича, принимавших участие в нашей операции по доставке в город радиостанции Янека. Оказалось, что, помогая нам, они уже раньше состояли членами «Шарых Шерегов»[16] и по заданию этой организации писали на стенах антигитлеровские лозунги. Во время выполнения одного из таких заданий они и были схвачены. При обыске у одного из них дома немцы нашли парашют Янека. Только теперь мы узнали, что эти предприимчивые юноши по собственной инициативе совершили однажды ночью вылазку за этим — по их мнению — прекрасным материалом для рубашек. Судя по всему, пока они никого не выдали, во всяком случае, никого больше не арестовали. Однако немцы могли сломить упорство ребят пытками и вырвать у них какие-либо сведения о нашей группе. Карпович объявил уже тревогу, и все покинули свои дома.
После сообщения Брацкой в комнате воцарилась мертвая тишина. Жаль было боевых ребят, по собственному легкомыслию и неосторожности подвергших опасности себя и других.
Молчание нарушил Арцишевский:
— Необходимо срочно принять меры предосторожности на случай, если немцам удастся добиться от них каких-либо сведений. Насколько я знаю, из адресов им известна только квартира на Падевской. Поэтому ты, — повернулся он ко мне, — немедленно займись эвакуацией радиостанции и оружия. О нашей явке у Брацких им ничего не известно. Следовательно, реальной угрозы нам пока нет. Тем не менее этот случай ставит перед нами еще одну задачу: нам необходимо получать подробную информацию о том, что делается на Павяке[17], и найти возможность установить с арестованными тайную переписку. Помнится, мои друзья из Гдыни как-то упоминали, что могут наладить связь с Павяком через тюремную охрану. Такой канал для нас крайне важен. Попробую с ними связаться.
Миколай тут же подошел к телефону и стал набирать номер.
— Гестапо может схватить еще не одного из нас, — продолжал он, — и нам надо всегда быть ориентированными, в каком направлении развивается следствие и что о нас известно. Не всякий может выдержать пытки, не у всех достанет нужной стойкости…
Он умолк — в трубке раздался чей-то голос.
— Здравствуйте, дорогая, говорит Валеры. Я хотел бы с вами встретиться. Не найдется ли у вас немного времени завтра днем?.. В котором часу?.. Прекрасно, буду в пять. Спасибо. До свидания.
Он положил трубку и повернулся ко мне:
— Тебе придется еще раз съездить в Пётркув, отвезти радиограммы и взять у Игоря уже принятые. Я жду важное сообщение. Эти радиограммы ни под каким видом не должны попасть в руки немцев — возьми с собой оружие. Объяви, чтобы на Падевскую и к Карповичу никто не приходил вплоть до отбоя тревоги. В качестве временной явки сообщи адрес квартиры Гурницкой. А завтра к вечеру приходи на Квятовую. — Он дал мне адрес знакомых, обещавших ему наладить связь с Павяком. — Там и порешим, что делать дальше.
Времени у меня оставалось в обрез. С помощью Януша и Эли я эвакуировал рацию и оружие на Одамянскую и помчался на вокзал.
