Мой друг, мой институтский товарищ, человек, на которого я мог всегда положиться, предложил мне участие в одном занимательном проекте, порадовавшись за мою решимость расстаться с морями. Но убили его. Застрелили из пистолета. Плакал я вместе с институтскими корешами сначала на опознании Олега (но узнать его так и не смогли), потом на похоронах, когда несли закрытый гроб на вторую вязовую аллею Серафимовского кладбища.
Больше года маялся я по случайным заработкам: на предприятиях годами не выплачивали зарплату, улучшения не намечалось. Случайно, по стечению обстоятельств, удалось вновь устроиться в небольшую судоходную компанию. Отработал контракт, денег стало хватать, чтоб семье можно было питаться нормально. Потом еще один и еще. Потом в компании утонул пароход, и суда начали распродаваться. Снова я не при делах, но зато при настоящем морском опыте, ведь довелось мне тогда походить через океан, а не только в европейских морях практиковать.
Устроился к немцам, отработал. Вроде бы можно и на берег податься, постабильнее теперь там обстановка, но пока как-то не складывается. Хотя какие наши годы! Бог даст, справимся с этой напастью, домой доберемся, а там и посмотрим, чем дальше заниматься.
— А ты ко мне приезжай, я тебя работой обеспечу. Ну, и жильем тоже, — предложил Стюарт.
— Хорошо, мы с тобой обязательно об этом еще переговорим позднее. А пока не кажется ли тебе, что вот те строения на берегу — явно рукотворные.
— Вне всякого сомнения. А вот и лодки покачиваются на привязи.
— Ну, значит, приплыли: здравствуйте, девочки.
Сердце затрепетало, когда мы уперлись в берег. Все должно быть хорошо, но как-то на душе было совсем неспокойно. Еще сон дурацкий про Лиговку вспомнился. Надо отвлечься. Лодку подальше на сушу вытащить. Стюарт, помогая мне одной рукой, что-то пробурчал. Я его переспросил:
— Что сказал-то?
— Да, говорю, весла сопрет у нас местное население. Как пить дать, сопрет.
— А что, мотор не тронут?
— Мотор жалко. Что весла? Тьфу — и растереть. Пусть подавятся. Вот забрать бы его, не такой он и тяжелый. Потом на что-нибудь легко сменять можно.
— Ясно, тащить мне, ты с одной рукой не управишься. Возьми тогда мою сумочку. А, может быть, никому этого добра и не нужно?
— Наивный, — ухмыльнулся Стюарт. — Ты это местным голодранцам скажи. Нас, похоже, заметили: вон улепетывает один голозадый. Сейчас всему стойбищу про нас расскажет.
Я оглянулся и заметил, как в сторону ветхого фонда мчался быстрее ветра, сверкая голыми ягодицами, подросток. А может невысокий взрослый или взрослая — сзади и не разберешь. То, что на нем не было одежды, отнюдь не успокаивало. Вряд ли здесь пропагандировали идею нудизма или предпочитали в уединении загорать в стиле ню. Скорее, дело было в заурядной в этих краях нищете. Слава богу, что это не Индия, где целые орды полуголых подростков имели обыкновение нападать разом со всех сторон, разрывая на куски одежду, пытаясь поживиться с белой неодушевленной мишени, кем в их понимании являлись европейцы. Хотя, поживем — увидим. Скоро сюда примчится молодежь. По ее поведению можно будет сделать некоторый вывод о том, что нас может ждать в этой деревне.
Я отсоединил трудягу — мотор от лодки, между делом заглянул в бак, но уровня бензина там не обнаружил. Покачал его из стороны в сторону, но и звука никакого не услышал.
— Стюарт, старина, похоже, мы дошли сюда на честном слове и одном крыле.
— Это как?
— Да нету бензина. Все. Кончился.
— Ну, положим, не совсем. Вон он как радостно тебе на спину льется.
Вот ботва! Я держал мотор на плече, а он из отсоединенного топливного шланга уделал мне всю майку на спине. Ну это, должно быть, были последние капли. Теперь наш мотор готов для полезного обмена.
Послышался топот. И к нам, готовым двигаться к жилью, выскочила целая толпа чумазых черноволосых юнцов. Они остановились поодаль, шагах в двадцати от нас, пожирая нас глазами. С уверенностью можно было сказать, что это не дети обеспеченных родителей.
— Слава богу, что они прибежали без копий и луков, — произнес Стюарт.
— Ты что, думаешь, они — пигмеи? Это же дети! Сейчас взрослые подтянутся. Вот тогда и посмотрим на их вооружение. Ладно, пошли, что ли.
Дети с любопытством смотрели, как мы к ним приближаемся. Зрелище должно было быть достойным: я с мотором на плече и черными синяками под обоими глазами и Стюарт с рукой на перевязи, несущий на спине две переброшенные через здоровую руку сумки (в одной из них покоился наш единственный автомат). Щетина, впалые щеки, жесткая решимость во взглядах. Как шахтеры из забоя. Хотя, нет. Как ветераны с войны. Стюарт навоевал себе два баула добра, ну а я разжился лодочным мотором.
Когда подошли вплотную к подросткам, те, не отрывая от нас глаз, нехотя расступились. Разговаривать с ними мы не собирались, улыбаться и дарить конфеты — тем более. Просто прошли сквозь них, не сбавляя шага. Особо не торопились, к тому же хромота моя пока не исчезла окончательно. Но детишки по определению не должны были позволить нам беспрепятственно добраться до взрослых, когда шанс поживиться исчезнет напрочь. И точно, в спину нам полетело слово, как команда открыть огонь на поражение: «Доллар!» Конечно, если бы кто-нибудь из них крикнул: «Рубль!», или, на худой конец: «Дэньги давай! Давай дэньги!», я бы удивился. А так, мы, ученые горьким опытом встреч с попрошайками разных стран и разных народов, отреагировали адекватно, обломив всю толпу, возбужденно кинувшуюся к нашим карманам. Мы в один голос с валлийцем как можно грубее заорали: «Ауф, шайзе!» Удивленно переглянулись друг с другом — каких только слов не нахватались! И продолжили, каждый на своем диалекте. «Пошли вон, козлы!» — посоветовал юным дарованиям я. Стюарт же меня озадачил, потому что я не смог перевести его фразу.
Дети, не ожидавшие такого культурного обращения, застыли с открытыми ртами. Наверно, пытались перевести наши слова. Дожидаться продолжения мы не стали и пошли дальше.
А дальше, собственно говоря, и началась настоящая полудикая рыбацкая деревня. Какие-то строения, которые с большой натяжкой можно было зачислить в раздел сараев, покрытые пальмовыми ветками хижины, достойные архитектурных излишеств старого доброго Ниф — Нифа, даже парочка мотороллеров — а это уже почти цивилизация. И ни одного фонаря, ни одного столба с проводами. Что же они здесь без электричества промышляют? Пока нам не повстречался ни один взрослый субъект. Или все взрослые остались в недоумении стоять на берегу, пораженные нашей находчивостью? Тогда какие у них должны быть дети?
Но все наши сомнения разрешились, когда по утоптанным дорожкам мы подошли к некоторому строению, вызывающему смутные ассоциации.
