сопровождении взрослых. Иди.
Синеока вышла с Виолой из амбара и проводила её взглядом до самого коттеджа. Вернувшись, посмотрела на Шмеля, а потом сразу на Ясеня.
— Его можно спасти только одним единственным способом: вырвать магическую печать. Он станет человеком.
— Это неправильно. Потерять чары — всё равно, что смерть. Мы будем держать его под контролем, пока он не придёт в себя. Я знаю, есть заклинание, способное сковать магию и вернуть разум. Мой дед говорил, что берегини обладают такой силой. Я недавно вспоминал рассказы деда. Тогда я тоже был в шаге от того, чтобы одичать. Поэтому старался проводить время, сидя на срезе Отца Кедра. Он спасал от помутнения рассудка.
Шмель ненадолго задумался.
— В помощь к заклинанию идёт камень… мм-м.… рубеллит. Рубеллит нужно повесить на грудь в качестве амулета и заговорить. Камень может открыть доступ в Навь, а может вернуть разум в пределы физического тела. У рубеллита много целебных свойств. Он восстанавливает кровообращение, согревает, укрепляет нервы. А главное, запускает восстановительные процессы в организме.
— И где мы возьмем сей камень? В моей кладовой много богатств, но есть ли там рубеллит? Мм-м… Приведи кого-нибудь, чтоб посторожил лешака, а мы сходим в кладовую.
Шмель покинул амбар и через некоторое время привёл двоих берегинов. Те вошли и с любопытством посмотрели на связанного лешака.
— Мох, Огонёк! Спасибо, что пришли. Он чужак. И очень опасен. Напал на Лилию. Видимо, сошёл с ума, пока бродил в поисках нового магического пристанища. Мы думали лишить его магии, но Шмель предложил наложить запирающие чары.
— Это очень гуманно, Владычица!
— Я знала, что вы примете наше решение. Нужно поискать в кладовой рубеллит. Я не уверена, что он у нас есть. Пожалуйста, последите, чтобы лешак не сбежал. Раньше он носил имя Ясень. На тот случай, если он придёт в себя.
— Конечно, Владычица.
— Пойдём, Шмель!
Найти красный турмалин оказалось непросто. Среди сверкающей горы прочих кристаллов в сундуке он почти ничем не выделялся. Только огранённые камни сверкают гранями и похожи на кроваво-красные рубины. Не огранённый камень похож на чёрное сердце дракона. Он попал в руки Шмеля и обжёг. Обжег его ауру. Сам камень, конечно, был прохладным, но Шмель с такой силой искал его, что камень моментально отозвался на призыв. Сразу, как только попал в руки жаждущего.
— Вот он! Я уверен. Посмотри скорее!
Синеока присмотрелась так и сяк поворачивая камень.
— Назови себя! — шепнула она, одарив камень тёплым дыханием, и тот моментально вспыхнул, словно внутри загорелась праздничная иллюминация. И моментально потеплел. — Ты тот, кто нам нужен? — вновь заговорила Владычица, и камень запульсировал в такт её сердцу, потом задрожал, треснул, и от него откололся небольшой кристаллик.
— Благодарю, — ответила она камню и бережно положила его обратно в сундук, оставив в ладошке маленький осколок. Сняла с запястья голубую нитку бисера и закрепила на одном конце, словно приклеила.
— Пойдём. Дело только за заклятьем. Одно, другое: можно попробовать на выбор. У меня не было опыта запирающей магии.
— Всё когда-то случается впервые. Впервые магия проявляется, бунтует, сходит на нет, или же её приходиться усмирять насильно. Людям беда, что магии нет вовсе. А нам беда, что магию приходиться контролировать. Запирать.
— Магия, как любая сильная энергетика. У людей негативные проявления энергетики тоже, я слышала, запирают. У нас как у людей. В принципе, наши миры эквиваленты, — повернувшись к Шмелю, с видом профессора, подтвердила она. Ей бы очки, юбку-карандаш, шпильки и большой бант на блузе — точь-в-точь директриса Магической академии!
Они вернулись в амбар.
— Как у вас здесь? Вижу, всё в порядке. Замкнём круг. Возьмитесь за руки и держите защиту.
Синеока зашла в круг и возложила руку на голову лешего. Тот закатил глаза, шумно задышал, выгибаясь, словно в него вселился бес, которого сейчас собираются изгнать.
— Зэйарво кэс лэрмив нор зейюв! Зиав пье ириру авиюта. Пье ориэль диемоч ириру! Пье ориэль диемоч ириру!
Произнесла Синеока на древнем языке, надевая на шею Ясеня амулет с красным камнем.
— Пье ориэль диемоч ириру! Пье ориэль диемоч ириру! Пье ориэль диемоч ириру!
Трижды повторила она и Ясень упал на солому без сознания. Шерсть с лица облезла, и оно постепенно приобрело человеческие черты.
— А он неплох для лешего, — включая кокетку, тут же отметила Синеока. — Мох, ты, как и раньше, живёшь в хрустальном гроте? Отведи Ясеня туда и пригляди за ним. Завтра я осмотрю его, и тогда решим, где и как он будет жить, — с видимым облегчением сказала Синеока, взяла Шмеля под руку, и они направились в сторону дома.
У коттеджа Шмель остановился:
— Хочу побыть один. Меня ждёт уютный домик в ели. Жаль, не могу тебя пригласить.
Откланявшись, Шмель не спеша зашагал вдоль длинного хребта скальной породы к себе. Холм издалека смахивал на уставшего дракона, дремавшего меж сосен и елей.
— Здравствуй, Елюшка. Раствори объятья, покажи просторы, открой мир потаённый… — обратился Шмель к своему древесному убежищу, как родному человечку, и вошел. Не то, что это было каким-то заклинанием: скорее приветствием. Внутри его ждал мир, полный уюта и тепла. Ель не зря отозвалась и открылась ему. Она, словно одинокая женщина, рано осиротевшая, потерявшая мужа, детей в какой-то неведомой схватке с жизнью, искала, на кого излить свою заботу и нерастраченную любовь. Приняла его, как сына.
Внутри ель чем-то напоминала медвежью берлогу. На крючковатых выступах висело несколько смен одежды. Одна вешалка, купленная в супермаркете, немного выбивалась из композиции, но вполне соответствовала его образу жизни: складная тканевая этажерка неброского бежевого цвета с затейливыми винтажными узорами коричневого цвета.
Шмелю понравилось, что она занимает немного места, но, тем не менее, вполне вместительная. Её можно было подвесить на сучок и разместить на пяти полочках свой скромный гардероб.
Танцевать в берлоге, которую по справедливости лучше было назвать дуплом, конечно, не потанцуешь. Да и зачем? Почти всё место здесь занимала кровать, роль которой играла охапка сена, поверх которого Шмель кинул пуховое одеяло. Второе одеяло, чтоб можно было укрыться. После царских покоев берегинь и более скромного человеческого жилья, в котором он обитал больше года, спать на соломе казалось… так сказать… не по-человечески, что ли. Этим, думал Шмель, мир людей и привлекает магиков: заражает изобилием, роскошью. Развращает, что ли… Постоянно требует наполнения. Словно дома и «хотелки» — это бездонная пасть. Вечно голодная, требующая от человека каждодневной жертвы.
Вот и Шмель обзавелся такой. Вначале он кинул в пасть трусы и носки.
