— Вы молодец, Николай Сергеевич! — Наташа тряхнула головой, и лишь ее первый в жизни перманент не дал рассыпаться светлому шелку волос. — Ведь если мы… если на Вангуре действительно обнаружится титан, да еще на Ключ-камне, это будет просто замечательно! Да? Ведь сколько у нас сейчас разговоров об этом металле! Как он нужен!..
— Ты, кажется, намерена прочесть популярную лекцию? — осведомился Юра. — Лектор из тебя неважный.
Наташа смутилась. Если бы здесь был только Юра, — ого, она сумела бы ему ответить! Но Плетнев… Все-таки он аспирант. И даже не в этом дело. Просто в его присутствии Наташа чувствовала себя «как-то не так». Она одновременно и воодушевлялась и была подавлена.
Николай выручил ее:
— А что, товарищи, если мы с вами организуем по этому случаю веселье? Возьмем такси — и в парк. Мысль?
Но тут на крыльцо вышел профессор Кузьминых. Остановившись, Алексей Архипович оглядел молодежь из-под косматых бровей:
— Ну-с, утрясли… Группу на Вангур поведет Пушкарев.
Николай опешил:
— Позвольте, но ведь…
— Что? Хотите сказать, что коли это предложение ваше, то и вести группу…
— Нет, но… Это связано с моей будущей диссертацией.
— Ну, вы, естественно, будете включены в группу.
— Но как же Пушкарев, человек, который сомневается в ценности моего предложения, будет это предложение осуществлять?
— Вот так и будет. Ничего. Две разных головы — это хорошо. Еще и третью приспособим. Вот, например, эту. — Профессор ткнул в Юру Петрищева, приподнял шляпу и ушел.
— Вот те и килограмм изюму! — первый опомнился Юра. — Вовсе я не собираюсь ходить под начальством этого сухаря Пушкарева.
— Н-да, — растерянно пробормотал Николай.
— А я буду проситься в эту группу, — весело сказала Наташа и повернулась к Плетневу: — Возьмете меня с собой?
Он уже пришел в себя:
— Вас? Обязательно! Уж тогда мы рутил найдем наверняка.
— Найдем! — задорно откликнулась Наташа; ей хотелось как-нибудь утешить, подбодрить Плетнева.
Николай задумался. Пушкарева, как, впрочем, и других работников Горногеологического института, он знал еще плохо, но слышал о нем немало. Уроженец знаменитой уральской Мурзинки, той самой, что прославилась по всему миру как кладовая изумрудов, Борис Пушкарев был сыном горщика. Уже одно это и кое-какой опыт в минералогии сразу выдвинули его в среде студентов-горняков, а после окончания вуза Пушкарев в рекордно короткие сроки стал кандидатом наук. Ему пророчили невесть какие успехи, но прошло три или четыре года, а он, казалось, не оправдал и десятой доли надежд, возлагавшихся на него. Два года он работал главным инженером, а потом начальником рядовой геологоразведочной партии где-то в глуши. Говорили, нашел интересный материал для докторской диссертации. Но вместо диссертации появилась лишь куцая, скупая заметка в одном из научных сборников. Благожелатели оправдывали Пушкарева, указывая на его похвальную требовательность к себе и неудовлетворенность найденными результатами. Однако многие полагали, что кандидатская диссертация была в научной деятельности Пушкарева успехом случайным и последним.
И вот теперь руководство института сочло возможным доверить этому человеку новое, рискованное, но многообещающее дело.
— Да-с, утрясли! — передразнил профессора Юра. — По случаю этого случая веселье, видимо, отменяется?
Николай встряхнулся, резко отбросил волосы назад:
— Это почему? Веселье состоится! Идемте атаковать такси…
…Очень трудно в этом разобраться и все объяснить. Или это и называют — любовь?
Вот тысяча людей вокруг, и очень много красивых, и еще больше просто хороших, и с любым можно разговаривать, шутить, смеяться, а через минуту забыть о нем, и только. А об этом рыжеголовом хочется думать, об этом хочется вспоминать.
Ох, и дура же ты, Наташка! Любовь… Словом-то каким играешь! Ты же и не знаешь его, человека этого, совсем не знаешь. И давно ли тебе казалось, что нет на свете лучше Пушкарева? Именно таким представлялись тебе герои — с суровым лицом, немножко замкнутые, молчаливые. А теперь тебе кажется, что герои должны быть другими: с буйной, непокорной шапкой волос, веселые, не унывающие, открытые.
А при чем тут герои? Просто эти двое — хорошие люди, товарищи по работе. Хотя и старшие, а товарищи. Николай — тот даже и не очень старше. Николай… Как хорошо без отчества! Он такой простой и славный. И ты ему нравишься. Ты нравишься ему, Наташка, это факт…
Так сама с собой, в душе, разговаривала Наташа Корзухина, возвращаясь из парка. Николай и Юра предлагали проводить ее, но она отказалась: хотелось побыть одной, «попереживать».
Был вечер, и от света фонарей, от ярких реклам, от говора толпы и переплесков смеха улицы казались праздничными. И празднично, легко шагала Наташа, помахивая нежной веточкой сирени.
Как всегда, стремительно вошла она в квартиру, еще с порога оглушив пожилую рыхлую женщину, открывшую ей дверь:
— Теть! Можете поздравить. Обед, наверное, простыл? Меня переводят в старшие лаборанты.
— Слава тебе… Вот что значит способности! И жалованье повысят?
— Как будто это главное! — Наташа повела плечами. — Повысят. Понюхай, как приятно пахнет. Это я в парке была. И еще решено: на Вангур — это на севере, в тайге, река такая — посылают специальную группу. Я буду проситься туда.
— Ну, вот это, Наташенька, ты неладное говоришь. Зачем же это тебе опять в тайгу? Если старшей будешь, можно и в институте, в городе, остаться… А прибавят сколько? Рублей сто, поди, не меньше?.. В тайгу-то другие пусть едут, которые младшие…
Тетка говорила все это и суетилась, накрывая на стол, а Наташа уже не слушала ее, думала о своем. Ложка в ее руках чертила на клеенке букву «Н». Подошел и положил морду к ней на колени Томми, ее пес. Спохватившись, Наташа почти отбросила ложку и покраснела.
А что краснеть? Вот глупая! Что тут особенного?
Ничего особенного.
И в своем секретном девичьем дневнике она в тот же вечер записала очень просто:
«Вот уже два месяца, как у нас появился новый аспирант, Николай Сергеевич Плетнев. Симпатичный. (Она подумала и зачеркнула это слово, написала другое.) Славный человек».
И все.
Спрятав дневник, Наташа решительно взялась за учебник петрографии[2]. Но читалось плохо. На второй или третьей странице она поймала свои мысли совсем в другой стороне, попыталась вспомнить только что прочитанное — и ничего не вспомнила.
Тетка, изредка поглядывая на племянницу, замечала, что взгляд ее устремлен не то на светящуюся напротив неоновую рекламу «Храните свои деньги в сберегательной кассе!», не то просто в высокое синее небо. «Размечталась девчонка, приятно, что по службе повысили», — решила старая женщина.
