— О, пожалуйста. А, скажите, господин прокурор, вы когда-нибудь видели этого, как его… Камо, кажется?
— Нет, не удостоился еще, но думаю, что скоро увижу.
— Вы уверены в этом?
— Могу ручаться: его в эту же ночь накроют. Вся закавказская полиция поставлена на ноги.
Князь вынул портсигар, зажал в губах папиросу и зажег спичку. Красный свет выхватил из темноты лицо, и прокурору показалось, будто у князя неестественно ярко блеснули глаза. Но блеск этот длился одно мгновение, и возможно, что это было лишь отражение света в глазах.
— Представьте, князь, — сказал вдруг весело прокурор, — я вот присматриваюсь к вам, и мне кажется, что у вас много схожего с приметами бежавшего преступника. Глаза… волосы…
Князь лениво прищурился и улыбнулся.
— Вы мне льстите. Я хотел бы на некоторое время стать Камо. Но кроме примет, к сожалению, не обладаю другими его способностями. Вы так много рассказали о нем, что я начинаю испытывать желание с ним познакомиться.
— Да, личность любопытная.
— Прошу вас, когда он будет находиться в ваших руках, уведомьте меня по этому адресу…
Князь протянул карточку.
— О, с удовольствием, — сказал прокурор, тщетно пытаясь прочесть надпись, сделанную на грузинском языке. Повертев карточку в руках, он сунул ее в портфель.
Когда поезд входил в Михайловский туннель, разговор в четвертом купе прекратился. Собеседники решили, что перед Тифлисом следует немного отдохнуть.
Они легли и проснулись только тогда, когда поезд остановился у перрона тифлисского вокзала.
Прокурор открыл глаза, вылез из-под одеяла и взглянул на своего попутчика. Тот, стоя у окна, пристально смотрел на перрон. По-видимому, князь Девдариани был озабочен отсутствием людей, которые должны были его встретить.
Через пять минут они выходили из вагона, весело болтая. По перрону носились стройные красавцы в синих брюках, звеня шпорами. Трое из них преградили путь пассажирам четвертого купе, затем один смущенно улыбнулся, молодцевато отдал честь товарищу прокурора и бросился освобождать проход в толпе.
— Здравствуй, Максимов! — кивнул ему товарищ прокурора.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
— Ничего неизвестно о бежавшем?
— Так точно, ничего неизвестно, ваше высокоблагородие!
— Ай-яй-яй…
Товарищ прокурора прошел с князем в буфет. Там они заняли столик и потребовали завтрак. Жандармский офицер, подошедший к столу, рассказал, что бежавшего из батумской тюрьмы арестанта ждут с поездом, в котором приехал прокурор. Обыск еще не окончен.
— Он не даст результатов, — равнодушно сказал князь, — дурак, что ли, Камо, чтобы ехать до самого Тифлиса?
Офицер снисходительно пожал плечами и откланялся.
Когда завтрак был окончен, прокурор, пожимая руку Девдариани, сказал:
— Я хотел бы, князь, встречаться с вами, если только мое общество может доставить вам удовольствие. Вот моя карточка.
Князь улыбнулся.
— Конечно, мы еще с вами встретимся, господин прокурор… Непременно встретимся.
После ухода князя товарищ прокурора подозвал к себе жандармского унтер-офицера.
— Максимов, ты знаешь грузинский язык?
— Точно так, вашскродь.
Товарищ прокурора полез в портфель, достал карточку и подал ее унтер-офицеру:
— Переведи. Дал мне князь свою карточку, но написал по-грузински.
Рассматривая белый кусочек картона, унтер-офицер с удивлением переворачивал его и, по-видимому, ничего не понимал.
— Ну, какой его адрес?
— Никакого тут адреса, вашскродь, нету.
— Как нет?
— Так точно, нет.
— А что же там написано?
— Тут написано, вашскродь, если по-русски перевести: «Хоть ты и Иван, да болван».
— И больше ничего?
— Так точно, ничего.
— Подлец…
— Это кто, вашскродь?
— Не ты, не ты, — угрюмо проронил прокурор и, не сказав больше ни слова, быстро пошел к выходу.
Дело Камо, заведенное в тифлисском губернском жандармском управлении, оставалось без движения целый год после его побега из батумской тюрьмы. Оно лежало в шкафу под замком, в груде других синих папок. Папка была, но тот, кому посвящалось содержимое папки, — отсутствовал. Полиции известно было только одно: что Камо бежал из Батума в Тифлис. Дальше следы терялись. Поиски не дали никаких результатов.
И только в декабре 1905 года следователь по особо важным делам опять извлек «дело» из шкафа, чтобы пополнить его новыми данными. Революционная литература, рабочие собрания на Нахаловке, в депо, таинственная подпольная типография, какие-то контрабандные транспорты оружия, рабочая дружина, — все это опять тесно связывалось с именем Камо.
Наместник его императорского величества на Кавказе граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков страдал бессонницей. Бывали периоды, когда старик целые ночи напролет ворочался с боку на бок, мучительно хотел заснуть и не мог. Тогда он поднимался, надевал свой шелковый халат и отправлялся в кабинет. Там он медленным, тяжелым движением опускался в кресло и принимался просматривать бумаги, приготовленные еще с вечера начальником канцелярии.
Один раз, когда бессонница особенно удручала его, он вспомнил, что у него в портфеле уже целую неделю лежит непросмотренный доклад особого отдела управления наместника на Кавказе. Он отыскал этот доклад и углубился в чтение.
В докладе сообщалось, что национальная вражда в Тифлисе грозит принять формы совершенно нежелательные для правительства и вылиться в анархию…
«Да, да, с этим пора покончить», — подумал он, отрывая от доклада тяжелую голову.
«Эту затянувшуюся и уже ставшую опасной игру с межнациональной резней надо прекратить, — советовал доклад. — Общество напугано; оно видит, что сквозь армяно-татарские столкновения недвусмысленно проглядывает рука правительства. Результаты межнациональных столкновений ничтожны — ими не удалось отвлечь внимания демократии от революции; наоборот, резня дает революционным элементам огромный козырь, а именно — возможность агитировать в том смысле, что правительство сознательно натравливает одну национальность на другую. Момент опасный. Такая политика грозит привести к результатам совсем неожиданным: волна взаимных армяно-татарских погромов может изменить русло и обрушиться на правительственные органы…»
Граф Илларион Иванович остановился в этом месте и отложил доклад. Его грузное тело поднялось с кресла. Заложив руки назад и опустив голову, он принялся расхаживать по кабинету.
