своему лицу мягких женских губ.
– Ты кто? Что тебе нужно?
Хозяин дома, тот самый здоровый мужик, появился откуда-то сбоку, наверное, оторвался от разговора с двумя пожарниками, маячившими в той же стороне.
«Наверное, отблагодарить хочет за детей. Скорей всего денег предложит. Ну, так не надо мне. Главное малыши целы», – смущённо подумал Лёха, а потому вслух лишь скромно попросил:
– Мне бы выпить. Немного.
Вместо ответа мужик с короткого замаха засадил апперкотом в челюсть. Окружающий мир перед глазами Лёхи перевернулся вверх тормашками, и недавний спаситель всего человечества рухнул навзничь.
Кто-то спросил кого-то:
– Ты за что его?
– За дело! Я, понимаешь, дом потерял, чуть детей не лишился. А этот, сволочь, пришёл и выпить просит.
Ответ прозвучал убедительно, а потому вполне логично был сопровождён ударом ноги по телу скрючившегося на земле противника. Били со всей силы, но расчётливо, стараясь попасть острым носком ботинка ближе к правому боку и точнёхонько под рёбра. Дикая боль взорвала организм изнутри, отодвинув и растворив сознание, а потому последовавших следом за первым пинков Лёха уже не почувствовал.
Пришёл в себя Лёха от холода, оцепенения в руках и ногах, тупой боли во всём теле и оттого, что кто-то громко дышал ему в лицо. Он попытался приоткрыть глаза. Снаружи кто-то радостно взвизгнул и, вдруг, начал старательно вылизывать его физиономию. Лёха попытался отстраниться, но не тут то было. Вылизывания и взвизгивания отнюдь не прекратились. Он вслепую пошарил руками, нащупал собачий ошейник, опёрся об него, приподнялся, сначала усевшись на земле, а потом с трудом встал на ноги.
Лёху трясло от холода, пришлось запахнуть телогрейку и застегнуть её на все пуговицы, а затем долго и тщательно растирать друг о дружку вконец окоченевшие ладони. Пёс терпеливо сидел напротив, и на его морде читалось явное удовольствие оттого, что удалось привести в чувство недавно приобретённого друга.
– Эге, братец, похоже, ты мне только что жизнь спас. А то бы окочурился прямо здесь. Как тебя звать-то? Шарик? Бобик? Нет, наверно что-нибудь благородное, на иностранный манер, типа, Шарль-Аэротон Тринадцатый? А?
Собачья морда напротив раскрылась в совсем уж широченной улыбке, а хвост сделал несколько быстрых махов из стороны в сторону. По-видимому, шутка про имена понравилась.
Лёха прошёлся взглядом по опустевшему двору, отметив машинально закрытую входную дверь в дом и висящий на ней навесной замок.
– Да, делать здесь совершенно нечего. Пойдём, что ли!
Собака сначала пошла вслед за Лёхой, но потом заоглядывалась, остановилась, повернула назад.
– Ага, понимаю. На тебе же дом, хозяйство. Охранять надо… Давай-ка, я тебе вот тут оконце в подвал открою. Там не холодно. Если что, не замёрзнешь. А я на теплотрассу… Ну, прощай, друг! Даст бог, ещё свидимся.
Теплотрасса встретила Лёху знакомыми запахами и вечной, но негромкой суетой. Толян оказался на месте – он вообще крайне редко покидал своё тёплое убежище. Барыжил понемногу нестандартными бутылками, пустыми пивными банками и чем-то ещё по мелочи. Приёмные пункты такое добро не брали в малых количествах, вот и несли люди Толяну товар со значительной скидкой. Он накапливал, время от времени звоня кому-то по старенькому дешёвому телефону. Приезжал старик на раздолбанном Москвиче-каблучке, забирал хабар и подолгу рядился с Толяном о сумме оплаты.
– Есть, чем поправиться? – Вопрос Лёхи не оказался неожиданным.
– Вчерашняя незамерзайка кончилась, но есть кое-что получше. – С этими словами собеседник торжественно извлёк из стоящего на полу ящика двухлитровую бутыль с плотно навинченной, опломбированной крышкой.
– Это что? Растворитель?
– Ты что? – Обиделся Толян. – Читай на обороте. Видишь, написано: «Состав. Спирт 95%».
Лёха на всякий случай тоже прочитал этикетку. Его не раз предупреждали, что спирт может быть и метиловым, и вот тот-то, метиловый, пить ни в коем случае нельзя.
Здесь же, перед словом спирт хотя и стояло какое-то совершенно нечитаемое длиннющее слово, но метил в нём никак не упоминался ни целиком, ни частями.
– В долг дашь? – Лёха с трудом унял дрожь в руках, возникшую по прочтении магического слова спирт.
– Если нахвоста возьмёшь.
– Согласен.
Толян написал в своей записной книжке число, явно превосходившее стоимость целой бутылки спирта. Лёха почувствовал себя обманутым уже не в первый раз за сегодняшний день, но чиниться не стал.
Ящик был перевёрнут, накрыт газеткой. Сверху расположились два несвежих, но достаточно чистых стакана, пластиковая бутылка с водопроводной водой, половинка батона и целлофановый пакет с парой разрезанных на дольки солёных огурцов. Вот это уже была настоящая роскошь!
– У нас тут прям кафе какое-то! – Лёха, почувствовав вдохновение, потянулся к двухлитровке с заветным напитком.
– Бери выше! Ресторан. Метрополь! – Толян довольно заржал, оценив шутку приятеля.
Пробка с бутылки слетела, словно соловей с берёзовой ветки, и по помещению разлился благородный запах алкоголя. Аромат, правда, слегка нарушался обертонами то ли бензина, то ли ацетона, но право, господа, кто в наше время обращает внимание на такие мелочи.
– Как будем пить? Разбавим, или по-фронтовому? – Круглый край бутылочного горлышка на мгновение замер над стаканом, готовым принять внутрь себя живительную влагу.
– Давай по-фронтовому!
– По сто пятьдесят?
– Ага.
Жидкость скользнула вниз, заполнив стаканы ровно на три четверти, уровень в уровень. Сообщающиеся сосуды, да и только!
– Ну, ты мастер, – восхищённо хохотнул Толян и пододвинул в сторону Лёхи бутыль с водой для запивки.
Лёха выпрямился на своём стуле, замер в этакой позе сфинкса. В правой руке на уровне глаз стакан со спиртом. Левая аккуратно держит наготове пластик с водой. Открыл рот. Одним быстрым, но ровным потоком влил содержимое стакана прямо вглубь пересохшего горла. Напрягшись, замер, чтобы случайно не вздохнуть. Потом жадными глотками отправил туда же грамм триста воды. Подождал немного, прислушиваясь к блаженному жару начавшему разливаться по телу. Вернул на стол опустевшую тару. Откинулся в истоме на спинку стула, сквозь полуприкрытые веки наблюдая, как те же самые манипуляции проделывает и его товарищ.
Хорошо!
Страшная боль возникла из ниоткуда. Растеклась по организму, скрючивая и выворачивая суставы. Потом сконцентрировалась острой резью где-то в районе печёнки и сделалась совсем уж невыносимой. Лёха попытался вдохнуть побольше воздуха, но это не удалось. Он катался по полу, крича и зовя на помощь, но звуки застревали в горле. Он хватался за бок руками, пытаясь нащупать боль и вытолкнуть, отпихнуть её подальше от организма, но это помогало слабо, точнее не помогало вовсе.
Наконец, пришло понимание: не надо толкаться и отстраняться, надо, наоборот, замереть неподвижно, чтобы и боль замерла и остановилась в одной точке, и вот тогда можно обмануть её, потихонечку отстранившись, оттолкнувшись и
