Егорыч недоуменно покрутил головой, стукнул кулаком по столу.
— Нет, ты видал этого фрукта, Василий! Он еще и на этот год договорился встретиться. Ну ты давай, давай дальше рас сказывай.
«Паря» заерзал на стуле.
— А чего дальше рассказывать? Когда Егорыч нас собрал и рассказал о человеке, который шкурки скупает, то я сразу же того, из экспедиции, вспомнил. Ну, пришел домой, рассказал обо всем бабе своей, так она поначалу тоже напугалась, а потом говорит: «Ступай, Пантелеймон, к Ушакову. Он хоть и вредный, но все насквозь видит. Покайся. Может, не осудят».
— Делишки… — Я достал планшетку с картой моего участка, фоторобот Заготовителя. Все еще не надеясь на удачу, пододвинул фоторобот Пантелеймону. Спросил тихо:
— Этот человек был у вас?
Охотник аккуратно взял карточку, долго разглядывал ее, сказал неуверенно:
— Вроде бы он, а вроде и нет…
— Где ваша заимка?
Пантелеймон пошарил глазами по карте, ткнул загрубевшим негнущимся пальцем в южное урочище.
— Кажись, здесь.
Я прикинул расстояние — километров двести будет. Далеко же разбросал свои угодья этот любитель пушнины.
— Тама она, там, — закивал головой Ушаков. — На ручье Медвежий.
Пантелеймон тронул меня за рукав.
— Может быть, мы его того… А, товарищ лейтенант? Подкараулим и возьмем, ежели он опять на заимку побалует?
Вошла бабка Матрена, поставила на стол чайник и чашки с блюдцами. Произнесла певуче:
— Кушайте, пожалуйста, — И поплыла к себе на кухню.
Ушаков проводил ее долгим взглядом, потом сказал тихо:
— А может, и правда засаду там устроить, а, Василий?
Это было разумное предложение, но я молчал. Это был риск. Риск людьми. И я не мог на это пойти, не продумав буквально все до мелочей. Пантелеймон, видимо, понял мои сомнения, сказал грубовато:
— Да вы не волнуйтесь, товарищ. Я ж с напарником буду. А что он сможет против двух карабинов сделать?
Итак, узелок вокруг Заготовителя начинал медленно затягиваться. Начальник райотдела одобрил мое решение, и теперь на заимке Пантелеймона постоянно находятся надежные люди, чтобы захлопнуть ловушку. Мне же в первую очередь надо отработать все геологоразведочные партии, которые разбросаны там и тут по всей моей «Австрии». Но, по правде говоря, в затею эту я мало верю: вор, а тем более такой опытный, как Заготовитель, никогда не станет называть своего настоящего адреса. По всей вероятности, он надежно обосновался в каком-нибудь крупном поселке, а сюда наезжает, чтобы собрать шкурки у своих поставщиков.
Это, кажется, моя первая удача. Через тридцать минут я буду держать в руках одного из поставщиков Заготовителя!
Ах, Лыткин! Ах, Федя! Как распинался в честности Ивана Безносова! А вчера вечером позвонил мне и упавшим голосом сказал, что Безносов принес на почту объемистую, но легкую весом посылку, адресованную в Киев.
— Федя, дорогой! — кричал я на радостях в телефонную трубку. — Сделай так, чтобы эту посылку ни в коем случае не отправляли до утра. Завтра буду у вас.
На мое счастье, следователь, ведущий дело Заготовителя, был еще в отделении, и я, объяснив ему ситуацию, попросил взять санкцию прокурора на вскрытие и осмотр посылки Безносова.
И вот мы трясемся в Ми-4. Кроме нас двоих да пилотов, в вертолете больше никого нет, и мы можем свободно «проигрывать» предстоящую операцию. Капитан Гусев, с ножевым шрамом через всю левую щеку, простуженным голосом дает мне инструктаж вскрытия.
Вертолет резко ложится на правый борт, и в иллюминаторе появляются заваленные снегом крыши домов. Затем он выравнивается и, мелко задрожав, плавно опускается на очищенную от снега площадку.
Встречает нас депутат поссовета да орава мальчишек, которые наперегонки с собаками бегут к вертолету. Белоснежные лайки и мальчишки окружают пилотов, а мы здороваемся с Лыткиным и идем к бревенчатому одноэтажному зданию почты. Федор суетится сбоку от капитана и быстро рассказывает:
— Правду сказать, я не верил в эту затею: Иван мне казался мужиком честным, хоть и оступился раз. Но на всякий случай я предупредил приемщицу на почте, чтобы говорила мне обо всех посылках, которые будут отправляться в Киев.
— Приемщица — человек надежный? — перебил Федора капитан. — Не могла раньше времени разболтать кому-нибудь?
— Не-ет. Что вы, — замахал руками Лыткин. — Она у нас ударница коммунистического труда. У ней Почетная грамота дома висит.
Едва сдерживая радость, я хлопаю Лыткина по плечу.
— Забеги-ка к Безносовым да пригласи этого самого Ивана на почту. Только ему ни звука: надо, мол, и все.
Федор сворачивает к дому Безносовых, а мы идем к почте.
В кабинете у начальника почтового отделения тепло, даже жарко. Уютно потрескивают дрова в печке, заледеневшие за ночь, тройные окна оттаяли, и через них видна добрая половина поселка. Понятыми мы пригласили хозяина этого кабинета, удивительно длинного якута лет пятидесяти, и приемщицу, которая сообщила о посылке. В ожидании Лыткина и Безносова начальник почтового отделения и приемщица напряженно молчат, а Гусев поудобней раскладывает на столе бумаги, чтобы вести протокол вскрытия. Наконец входная дверь громко хлопает, в коридоре раздаются шаги, и на пороге появляются Лыткин и Безносов.
— Вот… Пришли, — тихо говорит Лыткин и неуверенно топчется у порога.
Глаза Безносова при виде меня и капитана темнеют, и он, даже не поздоровавшись, хмуро отворачивается.
— Это ваша посылка, Безносов? — спрашивает Гусев и кивает на зашитую в белую материю объемистую посылку, которая лежит перед ним на столе.
— Моя.
— Та-ак. Хорошо. — Следователь в упор смотрит на охотника. — А вы можете сказать, что в ней находится?
Безносов молчит, потом глухо цедит сквозь зубы:
— Вскройте, тогда и узнаете.
Молчавшая до этого приемщица вдруг поднимается со стула, мягко берет Безносова за рукав кухлянки.
— Не перечь, Ванюша. Зачем тебе беду на себя навлекать? Скажи, что там лежит, тебя и отпустят с богом.
Безносов долго молчит, видно, как перекатываются желваки по его скулам, наконец говорит глухо:
— Торбаза там камусовые, три пары, чулки меховые к ним да несколько шкурок камуса на женскую шапку. Друг у меня в Киеве — служили вместе, так это ему, жене его и сыну подарки. Он нам тоже посылки присылает, она вон подтвердить может. — Безносов кивает на приемщицу. — А камус мне старший брат дал. Оленевод он, и это законом не воспрещается.
— Ну ладно. Камус так камус. Жаль, что вы правду не хотите говорить. — Гусев смотрит на часы. — Будем вскрывать посылку. Понятые, назовите свои фамилии, имя, отчество.
