— П-по-п-погибли! — со свистом вырвалось наконец из его горла. — Погибли… Крушение… Пробоина… тонем…
— Придите в себя! — окликнул его начальник, с презрением глядя на жалкую физиономию красавца. — Придите в себя. Расскажите толком, в чём дело… Что случилось?
— Налетели на лёд! — торопливо рассказывал очнувшийся Оскар. — Наскочили вплотную, ничего не было видно. Штурман предупреждал ещё до полуночи, мерял температуру. Капитан не обратил внимания… Теперь всё пропало! Ударились прямо форштевнем. Огромная пробоина. Через полчаса пойдём ко дну… Вахтенные сажают пассажиров на гребные суда… Хватит ли шлюпок? Говорят, хватит… да что толку? До берега не меньше ста миль. Чёрт дёрнул капитана, словно нарочно, уклониться с пути гаврских «индейцев»… Теперь мы, пожалуй, ближе к американской линии…
— Пластырь подвели?
— Какой, к чёрту, пластырь? Весь нос разворотило. И обшивку, и перегородки водонепроницаемые — всё к чёрту. Да чего ж вы сидите здесь? Ждёте, пока шапки не зальёт?
Старший инженер позвонил на командирский мостик.
— Что вам? — раздалось оттуда. — Да! Наскочили… Нет, по-видимому, никакой надежды, сажаем пассажиров на суда. Нет, больше не нужно. Поддержите динамо… Хорошо! Выводите, хватит.
Старший оторвался от телефона и обернулся к команде.
— Залить топки!.. — приказал он. — Пары оставить для динамо, насколько хватит. Осмотреть маслёнки. На помпы запасную передачу… Подвахтенные наверх!
Он в последний раз сам облазил все закоулки машины, облегчил котлы от давления, оставив только количество, необходимое для турбины, приводящей в движение электрическую динамо, и скомандовал очистить помещение машины.
— А вы сами?
— Не беспокойтесь, и я не засижусь. Это в романах хорошо на своём посту помереть, а у меня пятеро ребятишек. Неужели им сиротами остаться из-за того, что наш капитан пароход пропил? Нет уж, слуга покорный!.. Да мы и не нужны теперь. Маслёнки полны, передачи в порядке… Ну, господа, с Богом!
Когда Беляев по опустевшим коридорам и лестницам выбрался на палубу, первое, что он увидел, было дуло револьвера, направленного с нижнего мостика вахтенным офицером на толпу, теснившуюся к борту в том месте, где матросы возились у талей, спуская на воду гребные суда.
— Ни с места!.. Буду стрелять! — охрипшим голосом надрывался помощник капитана, размахивая во все стороны огромным маузером. — Ни с места… Все будут посажены… Опрокинете лодки! Назад… Назад, чёрт вас возьми!
Пуля взвизгнула у самого уха Беляева, и он с ужасом видел, как одетый франтом тщательно выбритый, не старый ещё человек, по-видимому пассажир первого класса, сунулся ничком на палубу, и толпа затопала на нём, как на половике.
Со смешанным чувством страха и изумления наблюдал Беляев лица классных каютных пассажиров. Выбритые, вылощенные, вымытые душистым мылом, озарявшиеся в обычное время учтивыми улыбками или носившие печать значительной серьёзности, они перекошены были теперь гримасами животного страха, и чисто животная жажда жизни сверкала в их из орбит вылезавших глазах.
Не веря себе, Беляев увидел, как поднимались и падали на головы женщин и детей мускулистые мужские руки, вооружённые ножами и палками.
Вне себя от негодования пытался он броситься в середину толпы этих изящно одетых животных, поскользнулся и упал на палубу под чьи-то ноги, как раз в ту минуту, когда залп маузеров с мостика расчистил дорогу к шлюпкам.
Когда он поднялся на ноги, пассажиры уже попарно двигались к шлюпкам под охраной боцманов, вооружённых револьверами.
Шлюпки спустили на воду с боканцев, и пассажиров спускали в них на верёвочных лямках. В пробоину на носу с шумом врывалась вода, и корма поднялась, обнажив уже гребные винты и перо руля.
Прижавшись под аркой мостика, Беляев с тревогой, которой он сам не успел ещё понять, всматривался в лица тянувшихся к борту классных пассажиров.
На баке сажали палубных пассажиров третьего класса. Там было тише. Битком набитые в палубе переселенцы, ехавшие большей частью до Палембанга, где открылась новая нефть, отнеслись к катастрофе почти равнодушно. Пропустив вперёд женщин и детей, эти люди столпились у лебёдки в ожидании своей очереди, спокойно переговариваясь. Некоторые даже трубки посасывали. Не всё ли равно, в самом деле, — умереть с голоду на набережной родного Роттердама или Антверпена или от лихорадки в болотистых джунглях Зондского архипелага или здесь, на глубине, сложить свои усталые головы?
Внезапно корпус парохода заметно вздрогнул. Наверное, вода ворвалась в носовой трюм, проломив переборки. Судно сразу осело, и вода заплескалась у самых клюзов. Приходилось уже держаться за поручни, чтобы не скользить по уклону палубы.
С новой силой возобновилась паника среди классных пассажиров.
Несколько шлюпок, битком набитых народом, уже отчалило. У остальных снова завязалась драка.
Толстяк банкир с тройным подбородком на багровом от напряжения и ужаса лице, весь обвязанный спасательными поясами, дико визжа, пытался проложить себе дорогу к борту кулаками. Он опрокинул уже двух женщин, протиснулся к трапу и дрался теперь из-за верёвки со слабосильным, низкорослым матросом, заведующим спуском на кормовые шлюпки.
Толстяк банкир молотил огромными кулаками матроса по голове, опрокинул его на палубу и принялся подвязывать себе лямку.
С мостика, над головой Беляева, треснул маузер, и толстяк, изумлённо охнув и всплеснувши руками, полетел вниз головой через борт.
Сбитая им с ног женщина поднялась и помогла стать на ноги своей спутнице. Обе они отошли к стороне, уступив свою очередь женщине, тащившей за руки двух ребятишек в одних рубашонках, очевидно только что с постели.
Женщины повернулись к мостику лицом, и Беляев понял, чего он всё время искал в толпе.
Прямо на него смотрели лучистые серые глаза русской пассажирки, случайным защитником которой ему пришлось очутиться в машинном отделении.
Девушка тоже узнала его и издали ласково кивнула, словно желая ободрить. Беляев двинулся было к ней, но в ту же минуту новая толпа пассажиров оттёрла его на лестницу мостика, и оттуда он снова увидел, как девушка вместе со своей пожилой спутницей уступили очередь детям.
С мостика затопали ноги, и рядом с Беляевым очутился штурманский помощник.
— Помните, что я вам нынче говорил? Так и вышло… Да иначе и нельзя, если в этих широтах да при такой погоде полным ходом переть… Отплавал наш «Фан-дер-Ховен»!
— Гребных судов, кажется, на всех хватит?
