Рана зажила, воспоминания остались. Между наставником и ученицей воздвигся каменный барьер.
Больше Юнона ни разу не пыталась завоевать похвалу эльфа.
Вервульф молчал, не мешая подопечной собраться с мыслями. Наконец, та пожала плечами и безмятежно улыбнулась.
— Мы просто не нашли общего языка, — подобрала она подходящие слова.
Волк кивнул, принимая нежелание Юноны жаловаться. Только прозорливо заметил.
— Ты не собираешься возвращаться к Владыке.
— Не вижу в этом смысла, — отрезала девушка, снова устраиваясь на камне.
На какое-то время воцарилось молчание, а потом Вервульф снова заговорил.
— Я давно хотел тебе кое-что отдать.
Он поднялся, встряхнулся и вернулся в человеческое обличье. Отцепил от своего пояса кинжал в ножнах и вручил Юноне. Девушка с любопытством вытянула клинок и взвесила в руке. Подарок оказался увесистым, но не тяжелым: в самый раз, чтобы усиливать удар, но не утомлять руку. Лезвие было широким у рукояти, обоюдоострым, с две трети локтя длиной и с суженным хищным кончиком. Никаких украшений, никаких гравировок, только серый матовый металл и костяная рукоять без изысков, удобная и теплая. Хороший нож, простой и надежный, как и его даритель.
— Спасибо, — благодарно улыбнулась девушка.
— Это не простое оружие, — Вервульф помог названной дочери прикрепить ножны к поясу. — Такие кинжалы называют волчьими клыками, и в ходу они только у Свободного народа. Клыки передаются в роду на протяжении многих поколений, и лишь кузнецы-оборотни знают секрет изготовления такого оружия.
Юни с уважением покосилась на широкое лезвие.
— Волк, я не могу его принять, — с сожалением девушка потянулась к ножнам. — Это очень ценная вещь.
— Можешь, — оборотень перехватил ее ладонь и сжал. — И должна. Ты волчица, ты шира Свободного народа, и это оружие тебе под стать. Клыки действенны против нежити — я слышал, что они куются с добавлением серебра. Они разрушают чары и способны принять на себя магический удар. Более того, это единственное оружие, с которым можно спокойно менять ипостась. Оно не потеряется, не затупится, когда ты вернешь себе человеческий облик. Во времена Великой войны волчьи клыки были повсеместно известны как оружие Свободного народа. Такой клинок подчеркнет твое положение и добавит тебе значимости.
Юни погладила пальцами гладкую рукоять. Подарок запал ей в душу сразу, как она взяла его в руки, и его свойства не играли для нее особой роли. Однако справедливости ради, она подняла глаза на названного отца и уточнила.
— Я не собираюсь править.
— Нет, — улыбнулся оборотень. — Пока это не требуется. Об одном жалею, Юни, я не могу отдать тебе второй нож.
— Второй? — Девушка непонимающе посмотрела на друга.
— Клыки всегда куются в паре, — пояснил Вервульф. — Парой обычно и передаются. В моей семье было всего два оборотня: я и мать. Второй клык я в свое время взять отказался. И он утерян.
Юни сочувственно вздохнула. Она знала историю с исчезновением родителей Вервульфа. В общих чертах, скорее от друзей, чем от самого вожака, как и она сама не любившего делиться своими горестями. Она искренне сопереживала оборотню, но не знала, как помочь, как поддержать. Что произошло тогда, не удалось разобрать по свежим следам; что уж говорить сейчас — столько лет прошло.
Оборотень поднял голову и улыбнулся названной дочери.
— Напои клык своей кровью, и он признает тебя хозяйкой и всегда будет тебе надежной защитой. Даже один.
— У меня не будет защитника лучше тебя, — улыбнулась в ответ Юнона и решительно провела острием по ладони. Порез мгновенно набух кровью, и девушка осторожно прижала к нему лезвие широкой стороной. Холод металла успокоил горящую кожу, и оборотень удовлетворенно кивнул.
— Ты узнавала у молодой Кобры, что за дело привело ее сюда? — Волк задал следующий вопрос, наблюдая, как Юни очищает кинжал перед тем, как спрятать его в ножнах, и промывает порез в холодной воде.
— Нет, — Юни пожала плечами. — Фалитта не говорила, а я не спрашивала. Как-то к слову не пришлось.
— Ты должна узнать, — нахмурился оборотень. — Ее затеи могут быть опасны для тебя.
— Брось, Волк, — Юни отмахнулась. — Расклад: трое против одной. Да, и захоти Фолл что-то сделать, ей не было бы смысла тянуть.
Вервульф пристально посмотрел в глаза названной дочери, и та сдалась.
— Хорошо, я поговорю с ней. Только ее для этого еще надо поймать: Фалитта уходит из Сарсхолла еще раньше, чем мы с тобой, и где она пропадает — я не знаю. А вечером особо не пообщаешься, сам знаешь — мы на виду.
Каким бы делом днем не была занята дочь богини, вечером сэр Майхорт считал своим долгом развлекать посланницу и ее свиту. В большом каминном зале ставились столы и скамьи, зажигались свечи, и начинался пир. Девушки сидели по правую руку от коменданта, и ни о каких откровенных разговорах речи идти не могло. Перед ними рыцари на мечах демонстрировали свои умения, им пел древние сказания менестрель, а сэр Майхорт и его ближайшие помощники пытались втянуть девушек в светскую беседу. Тянулись такие посиделки далеко за полночь, и уставшие за день подруги расходились по своим спальням без особых разговоров.
— А ты? — Юнона внезапно осознала, что Вервульф является таким же непосредственным участником авантюры, как и она сама. — Ты проводишь много времени среди обитателей замка. О чем говорят они? С какой целью им потребовалась божественное вмешательство?
Оборотень поморщился.
— Мне стоило прибыть в шкуре зверя, — отозвался он. — Притворился бы твоим псом, толку было бы больше.
— Ночевал бы в моей комнате и лежал во время ужинов у моих ног, — подколола девушка.
— И присмотрел бы за тобой заодно, — парировал оборотень. — Со мной стараются не заводить разговоров, я не вызываю особого доверия, сама знаешь. Кроме того, Богиню звал комендант, и с остальными он своими планами не делился. Меня самого пытались расспрашивать, хотя я чувствую боязнь и опаску окружающих. Мы для них иные существа, живущие в замке на холме Пайн, и все их представления о нас диктуются дошедшими от предков легендами.
— Мы из другого мира, — пожала плечами Юни. — Они понимают это.
— Для них нет других миров, — фыркнул оборотень. — Есть сказочный замок с холма Пайн, и все, что не укладывается в их представление о мире, происходит оттуда. Добрый Народ, про который пел песенки их сказитель, для этих людей более реален, чем мы, хотя нас они видят собственными глазами, а о тех только слышали.
— Ну, увидев такую, как Лана, поверишь в любые сказки, — рассмеялась Юни. — Ты заметил, как на нее смотрят?
