Костя резко встал.
— Так! Ну, всё! — сказал он грозно и решительно. — За попытку уморить нас голодом я отстраняю тебя от котелка и поварешки…
— Поздно! — перебил его Петя со злорадством. — Харч готов. Садитесь жрать, пожалуйста. — Он взял перекладину с котелком за концы, снял с рогулек и поставил котелок рядом с кострищем.
Не прошло и минуты, а в котелок уже окунались три деревянные ложки, стремительно выгребая в старые эмалированные миски тягучее варево.
— Да, пахнет стряпня недурно, — приговаривал Костя. — Хотя на вид…
— Если на вкус она такая же, как и на вид… — недоверчиво сказала Марина.
— Миски проглотите! Кладите больше! — напутствовал Петя. — Тут даже мясом попахивает. Где-то рядом с тушенкой лежало…
Когда миски оказались полными, а котелок и в самом деле пустым, Костя вспомнил о хлебе. Марина подсказала, что хлеб у него в палатке, в армейской сумке. «И остальное тоже», — добавила она.
— Ах, ну да! — отозвался Костя. — Надо же обмыть новоселье!.. Петя! А ты чего расселся? А чай кто поставит? Ты же у нас дежурный кок сегодня!.. Давай, дорогой. А то лишу боевых ста грамм.
Петя застонал, бережно поставил миску на песок и с кряхтением поднялся с бревна, покрытого свернутым спальником.
— Только ради ста грамм.
Он быстро подвесил маленький котелок с водой над огнем, пошуровал кривой веткой в угасающем костре и подбросил на угли щепок и сучьев.
Марина опять лежала на матрасе, ей по-прежнему было удобно и спокойно, разве что малость прохладно и свежо — с моря начал задувать сырой и зябкий ветерок. Она терпеливо ждала, пока стряпня в ее эмалированной миске остынет, а ребята угомонятся.
По стенам внутри Костиной палатки метался желтый круг света — Костя рылся в вещах. Временами было слышно, как он чертыхается. Наконец полог в палатке откинулся и появился Костя — в одной руке фонарик, в другой поллитровая бутылка водки с пластиковыми стаканчиками на горлышке, слева подмышкой круглый черный хлеб в запаянном пакете, справа — охотничий нож в ножнах. Он сел выключил фонарик и бросил рядом с корягой.
— Питер, тебе поручаю хлеб, — сказал он озабоченно. — А я займусь розливом драгоценной влаги.
Бутылка осторожно приземлилась рядом с фонариком, хлеб перелетел в руки Пети, нож воткнулся ножнами в песок возле костра. Петя дотянулся до ножа и начал вспарывать пакет на хлебе, а Костя вытаскивал стаканчики, как матрешек, друг из друга и ввинчивал их донышками в песок. Потом открутил крышку на бутылке и бережно разлил жидкость по стаканчикам.
— Держите посуду. — Он по очереди передал полные стаканчики в протянутые руки.
— Ах, как славно, — вздохнул Петя полной грудью. — Минуты райского блаженства.
— Заметьте — обещанного, — не без гордости добавил Костя.
«А ведь он прав», — подумала вдруг Марина. Ей тоже почудилось, что наступили минуты если не счастья, то покоя и блаженства, когда можно забыть обо всем, что осталось за пределами этого островка, забыть о прошлом и будущем и наслаждаться только безмятежным настоящим.
— Ну, готовы? — произнес Костя торжественно. — Тогда за остров! «Сбылась мечта идиотов», как сказал бы незабвенный Ося Бендер.
И они дружно выпили.
Каша закончилась очень быстро. Костя вертел в руках пакетики из-под каши и супа быстрого приготовления. Марина свернулась клубочком на матрасе, а Петя грустно смотрел в костер. Все молчали. Тишину нарушал шумный накат ночных волн и треск веток в костре. Потом Костя пошевелил ногой жестяную банку из-под тушенки и задумчиво произнес:
— Когда я собирался сюда, отец покрутил эти концентраты, вот как я сейчас, и говорит: эх, нам бы такие, когда мы были студентами и шастали по лесам и горам.
— Ну-у, тогда много чего не было, — подал голос Петя.
— Тушенка и тогда была, — заметила Марина.
— Но, говорят, лучше качеством… — сказал Костя. — Да и не о ней речь.
— Зато не было ни мобилок, ни компьютеров, ни плееров, ни флэшек, ни спутникового телевидения, ни компьютерной графики, ни три-дэ анимации, — проговорил Петя. — Каменный век за углом. И как они только жили?
— В самом деле, — пробормотала Марина. — И как они жили без СПИДа, экстази, героина, «паленой» водки, мафии, террористов, инфляции, взрывов и стрельбы на улицах, мировых кризисов, заказных убийств, извращенцев, маньяков и прочих нынешних прелестей?
— В общем-то, дружно и весело, — сказал Костя с легкой завистью. — Как ни странно, веселее, чем мы сейчас. — Он скомкал пакетики и бросил в костер.
— Чему же завидовать? — пожал плечами Петя, нарезая хлеб. — Диктатура, цензура, очереди, еще что-то там такое… дрянь всякая.
— Наверное, это их только сплачивало. А дрянь… Отец говорит: нынешние уроды-политики о хорошем почему-то стараются не вспоминать. А дрянь всякая, как ты это назвал, — она, как была, так и осталась. Ну, может, кое-что слегка видоизменилось. Политики стали брехливее и подлее. Хотя при коммуняках их, собственно, у нас и не было. В политику нашу нынешнюю все помои слились — бездари с раздутым тщеславием, подонки с ворованными деньгами, аферисты со связями, чиновники-взяточники… Все осталось, как было, только в более крупных и менее потаенных масштабах… Я отцу верю. В самом деле, человек своим внутренним складом в принципе измениться не может. Какой была его натура три… нет, тридцать тысяч лет назад, такой она и осталась. Если брать по крупному, наша жизнь не очень то отличается от допотопной. Ну, в чем-то немного лучше, а в чем-то немного хуже. Только технический прогресс добавился, да и то лишь за последние сто лет. — Костя достал из кармана шортов сигареты и зажигалку, закурил. — Как я понял, им, тогдашним студентам из отцовской компании, было весело, потому что им повезло: подобралась дружная группа единомышленников… А можно и так сказать, что жили они в то время — вопреки тому времени. Но не все. Отец говорит, те из тогдашних студентов, кто был начальскими жополизами, подлецами и шестерками, теперь, как правило, большие чиновники, но остаются прежними жополизами, подлецами и шестерками. Только теперь не особенно и скрывают это. Да и некоторые нормальные тоже спаскудились…
— Тут я с тобой согласен, — раздумчиво промолвил Петя, открывая банку бычков в томате. — В каждом из нас хватает дерьма. И все мы что-то скрываем друг от друга. Врем, утаиваем правду, уходим от ответа и так далее. При этом одни прячут свое дерьмо подальше и держат под замком, а другие им пользуются — кто втихаря подличает, а кто и не скрывается. И, наверное, ничего с этим не поделаешь. Какой-то умник сказал: «Так было, и так будет…»
