Я улыбнулся им. И подумал вдруг: а почему мне так тошно? Или нет, не тошно… а как-то… как-то странно, словно перед глазами падают листья — жёлтые, алые — и, мешаясь, с дождливой мерзостью, устилают асфальт…
Нет, не перед глазами, а в душе всё это…
…Перед туманной стеной я остановился — неожиданно для себя самого — и сказал, поворачиваясь:
— Подождите здесь. Мне надо поговорить.
Мне вновь стало немного смешно на миг, когда я увидел, как покорно, ни слова не говоря и ничего не спрашивая, они стали рассаживаться на валунах, даже не пытаясь подтянуть снаряжение, например… Словно я был не князем, а богом или пророком типа Моисея, который всё знает, всё может, который говорит с небесами и которого можно лишь слушаться.
— Я сейчас, — повторил я. Подмигнул Танюшке, она неуверенно улыбнулась в ответ…
…а мне вдруг стало очень-очень легко. Печальный листопад прекратился. Светило солнце, и я знал, что сделаю сейчас. Я понял это как-то сразу. Рывком, мгновенно, как включают свет в тёмной комнате.
Я шагнул в туман.
* * *
Диад ждал меня в десятке метров от границы тумана, возле жухлых камышей. Он пожал мне руку, как старому другу, и я искренне ответил на это пожатие.
— Я привёл своих, — сказал я. Диад кивнул:
— Хорошо… Идите, что ты один? Оружие можете оставить, можете с собой взять, как хотите…
— Погоди, — я посмотрел Диаду прямо в глаза. — Я хочу опять спросить тебя кое о чём.
— Конечно, — кивнул Диад.
— Джек тут уже несколько десятков лет. Хаахти — больше. Ты говоришь, что такое бывает — парни и девчонки просто отказываются уходить…
— Я сам первый раз отказался, — кивнул Диад. — Жив был тот, кто не должен был жить.
— Значит… — я помедлил, — значит, можно отказаться, но шанс…
— Шанс никуда не девается, — ответил Диад. — Он остаётся с тобой, как обретённое умение. Хотя бы твоё умение обращаться. В любой момент, когда ты пожелаешь, достаточно просто напрячься — и перед тобой откроется этот туман…
— Вот как… — пробормотал я. И вспомнил Джека, каким он был, когда мы встретили его в первый раз. Он умирал от холода и голода. Но он не ушёл туда. Я не знаю — почему. Но не ушёл. Он еле полз по заснеженным лесам, уже не надеясь на спасение. Но не ушёл.
Не ушёл.
— Но привести с собой ты никого не сможешь, — тихо сказал Диад.
— Это — только с ними можно. Вот с ними. Оставшись один, ты сможешь прийти лишь сам… или с тем, кто приведёт к своей Дороге своих людей.
— Почему ты говоришь мне об этом?
Я увидел, что Диад улыбается — понимающе и грустно.
— Потому что я знаю, чего ты хочешь. Собрать всех-всех хороших людей, которых ты встретил за эти годы. И увести их за собой на Дорогу… Не выйдет, Олег.
— На секунду я подумал об этом, — признался я. — Но вообще я не об этом… Диад, а если… если вот эти ребята и девчонки, которые сейчас со мной… они смогут пройти без меня?
— Да, — кивнул Диад. — Они смогут пройти и без тебя.
Я облегчённо вздохнул. Сощурился, словно через туман било солнце.
— Ну что ж. тогда я сейчас приведу их. Но сам не пойду. Пока не пойду. У меня есть дела.
— Подожди, — сказал Диад, видя, что я собираюсь уйти. — Это твоё дело и твоё право. Но что ты собираешься делать, Олег, если не секрет? Если ты хочешь найти Тиля, то он уже полгода, как у нас. Если Лаури — то даже чуть больше.
— Значит, они живы?! — я искренне обрадовался. — Это хорошо… Нет, Диад. Город Света. Я хочу пойти на Город Света. Я соберу людей и выжгу его, как клопиное гнездо. Я знаю, — я прервал его, — знаю, что живущие там — это слуги тех, кто устроил нам селекцию. Но слуги бывают разными. И никто не заставлял эту мразь обзаводиться рабами и держать людей на цепи. Или это тоже в плане твоих магов?
— Нет, — покачал головой Диад. — Но ты, Олег, не будешь первым, кто ходил на Город Света.
— Я знаю… — начал я, но на этот раз уже Диад оборвал меня:
— Ты не знаешь, что его разоряли. Это удавалось дважды Олег. Может быть, ты даже станешь третьим. Но зачем? Управляющий центр будет отстроен. Без него этот мир не имеет смысла, как это ни печально. Так зачем рисковать своей жизнью… и жизнями тех, кого ты поведёшь за собой? Ты отыграл своё. И ты нужен для дела. Понимаешь? Для дела!
— Подожди, — тихо попросил я. — Ты не понял. Да я и сам не понимал до недавнего времени… Этот мир ошелушил меня. Как семечко, что ли… Я стал настоящим. Смешно, но во мне и правда скрывался Король Поединков. Бесстрашный. Ловкий. Быстрый. Неутомимый… Те, кто открыл эту школу, были правы на все сто — тут отличный отбор, хотя и тяжёлый конкурс… А знаешь, когда я чувствовал себя гаже всего?
— Знаю, — кивнул Диад. — В рабстве.
— Да, — согласился я. — А знаешь, почему?
— Знаю, — повторил Диад. — Унижение.
— Да, — так же повторил себя я. — В нашем мире — там, на моей родной планете… в моём пространстве… там не слишком много обращают внимания на унижение. Там унижают походя тех, кто слабее и терпят унижение от тех, кто сильнее… и это, наверное, один из признаков конца, о котором говорят маги… «Морда цела — и слава богу!» — я засмеялся, и мой смех заглох в тумане, как в одеяле. — Но здесь я вытерпел столько боли, что… Я научился её терпеть. И голод, и жару, и холод, и сырость — и ещё кучу всего, что там, у нас, считается непереносимым… Ну так вот. Я понял, что единственная на самом деле непереносимая вещь — это и есть унижение, Диад. Я собирался отомстить за то, что меня унизили. Отомстить жестоко, не дума о том, буду ли я жить потом… да это и было не важно, ведь в итоге-то финалом всё равно была смерть. И я хотел, чтобы она выглядела как можно более достойно.
— На груде изрубленных врагов, с выщербленным мечом в руке и улыбкой на губах, — понимающе подтвердил Диад, и его глаза коротко сверкнули. Я кивнул:
— Да, да… Примерно так… Но сейчас всё по-другому. Я не собираюсь мстить за себя. И речь не о красивой смерти. Я не хочу просто жить в тишине и спокойствии, пока там, в этом проклятом… центре управления, Диад, находятся в рабстве десятки мальчишек и девчонок. Которых не убивают, нет. Которых унижают. Я согласен со смертью, с кровью, с мучениями… Но с унижением я не смирюсь. Я выведу из Города Света тех, кого эта мразь называет рабами. А после этого — что ж, после этого я воспользуюсь своим правом.
Диад долго молчал. Потом поднялся на ноги и сказал:
