Валет изысканным жестом приподнял берет:
— Ольга Павловна, хозяюшка дорогая, мой вам молочнодиетический привет! Извините, если причинил беспокойство своим долгим отсутствием. Ответственная командировка, пришлось немного задержаться. У меня без меня кто-нибудь был?
— Из твоих приятелей — никого.
— А из не приятелей?
— Кое-кто наведывался, — многозначительно сказала Сенькина, пропуская Валета в квартиру. — Да ты и сам, поди, знаешь?
— Догадываюсь, хозяюшка, догадываюсь. Передавайте приветик при случае.
Валет стремительно прошел в свою комнату, закрылся. Ольга Павловна прислушалась: заскрипели дверцы шкафа.
«Никак в дорогу навострился постоялец… А кто за квартиру будет платить? За свет, за газ, за электричество? Полгода не плачено. Ну уж не-ет…»
Оставив дверь открытой, Сенькина потихонечку вышла из квартиры и заспешила через улицу к телефону-автомату…
Допрос Виктора Лямина продолжается.
— …Зря, Витя, упираешься, — увещевает Бурцев, — от фактов все равно не скроешься. Итак, кто с тобой был еще?
— Один я там был, больше никого, — упорствует Лямин.
Бурцев с трудом скрывает досаду, говорит:
— Благородно, Лямин, но непрактично. Ваших подельников мы все равно возьмем, но скидки за чистосердечное признание уже не жди. Вот так, Витя, может, одумаешься, пока не поздно?..
Лямин в ответ сердито сопит. Затянувшееся молчание прерывает телефонный звонок: Валетова хозяйка сообщает о возвращении Дьякова.
Я прикрываю трубку рукой, говорю быстро:
— Ольга Павловна, слушайте меня внимательно. В квартиру больше не возвращайтесь, это опасно. Ждите нас возле дома, мы выезжаем немедленно.
Ольга Павловна меня не послушалась, и это едва не кончилось трагедией. А было так…
Позвонив в райотдел, она вышла из телефонной будки, постояла у ворот. Небо заволокло окончательно, из облачной серости сочился нудный, нескончаемый дождь. Сенькина знобко передернула плечами. «Шаль бы накинуть, выбежала как оглашенная. Прошмыгну, авось не заметит. А и заметит, что за беда? Скажу — за хлебом ходила».
Сенькина бесшумно вошла в квартиру и… машинально захлопнула дверь. Из комнаты тотчас выскочил Валет, в руке у него холодно поблескивал пистолет.
— Куда это вы отлучались, любезная хозяюшка? — Валет был как сжатая пружина, в голосе звучала скрытая угроза.
— За хлебом я ходила, за хлебом, — растерянно бормотала старушка, не сводя завороженного взгляда с оружия.
— И что ж с пустыми руками? — Валет все больше мрачнел. — Очередь, что ли, велика или не завезли вашего любимого?
— Не завезли, не завезли, — обрадованно закивала Сенькина, бочком продвигаясь к своей комнате. — И очередь опять же…
— Врешь, старая карга! — Валет подскочил к ней, занес над головой пистолет. — Убью, если продала!
Слабо охнув, Ольга Павловна повалилась на пол в глубоком обмороке. В дверях раздался звонок. Валет подошел на цыпочках, прислушался. Осторожно, стараясь не звякнуть, навесил цепочку. Пробежал в свою комнату, встал сбоку от окна, выглянул наружу — у стены стоял, поглядывая наверх, молодой парень в спортивной куртке.
«Обязанности распределили четко. Только фигушки, меня так просто не возьмете…»
Вспомнив, что окно хозяйки выходит на другую сторону. Валет выбежал в коридор.
Я стою, вжавшись в холодную кирпичную стену, и напряженно прислушиваюсь к тому, что делается наверху, в комнате Валета. Но там все тихо. Створки окна распахнуты настежь, отчетливо слышны протяжные звонки в дверь — это Рябчун.
«Неужели успел сбежать через окно?» — мелькает тревожная мысль. Но тогда на земле остались бы вмятины. Нет, нет, он там, наверху, просто затаился…
Внезапно за углом дома слышится глухой удар о землю. Ах, мудрец, пробрался в комнату хозяйки и спрыгнул из ее окна!
Низкорослый коренастый парень приземляется с пистолетом в руке и теперь прячет его в карман. Меня он пока не видит, я стою за его спиной.
— Не ушибся, парашютист? — В моем голосе торжествующая насмешка.
Спина Валета вздрогнула, рука судорожно дернулась к карману.
— Не двигаться! Руки за голову!
Валет медленно поднял руки вверх и вдруг рванулся вперед, к песочнице, где «выпекал» куличи белобрысый мальчоныш лет трех-четырех.
— Стой! — кричу я. — Стой, стрелять буду!
Но Валет не останавливается. Расчет преступника безошибочен: он знает, что стрелять я не стану — там ребенок. Сейчас главное для него выиграть время — во дворе полно сараев, за которыми легко укрыться, сразу за сараями — садовые участки.
Где же Рябчун? Даю предупредительный выстрел вверх. Валета не видно, успел спрятаться за дровяником. Пригибаясь, бежит вдоль стены Рябчун. Как всегда в тревожную минуту, усы его топорщатся особенно воинственно и грозно…
— Осторожно, у него пистолет! — предупреждаю я.
Рябчун что-то прикидывает в уме, говорит:
— В лоб его брать опасно, может открыть стрельбу. Мы вот что сделаем. Ты, Дим Димыч, особо не высовывайся, но следуй за ним неотступно. А мы с Геной в обход, я знаю примерно, где он выйдет.
Не успевает он это сказать, как из-за угла, завывая сиреной, выскакивает юркий милицейский «козлик» — прибыл кинолог с собакой. След совсем свежий, овчарка, возбужденно поскуливая, рвется вперед. Кинолог Ромуальд, высокий плечистый парень с густой шапкой пшеничных волос, держа собаку на поводке, еле поспевает за ней. Мы — Рябчун, Гена и я — тоже стараемся не отставать.
След приводит к недостроенному зданию, пустые глазницы окон угрожающе молчат. Собака, нетерпеливо повизгивая, рвется внутрь. Кинолог вопросительно смотрит на меня — пускать?
— Пускай! Преступник вооружен, входить опасно.
Ромуальд отстегивает поводок, шепчет последнее напутствие:
— Не горячись, Кора, бери его с умом…
Овчарка устремляется в дверной проем, слышно, как цокают по лестнице коготки ее лап. Внезапно цокот стихает, и через секунду мы слышим хлопок выстрела, яростное собачье рычанье и отчаянный вой.
— Скорей туда! — приказываю кинологу. — Она его загрызет!
Ромуальд, перепрыгивая через три ступеньки, мчится на звук выстрела. Подбегаем и видим распростертого на полу Валета, тщетно пытающегося выбраться из-под навалившейся на него овчарки. Над преступником с пистолетом в руке стоит Ромуальд.
— Он убил мою Кору!.. — Губы кинолога дрожат от горя и ненависти. — Мерзавец, какую собаку сгубил!
Присев на корточки, Ромуальд все гладит и гладит лобастую голову овчарки, стараясь не смотреть на кровавую рану в шее. Кора осталась верна служебному долгу до конца: смертельно раненная, она все же успела повалить преступника и не дала ему выстрелить еще раз — пистолет валяется в стороне.
