«А все же хорошо пьют эти русские! — неожиданно вспоминает Мухамед. — Хорошо! На днях сам видел, как один казак на спор выпил целое ведро чихиря».
Мухамед с блаженной улыбкой склоняет голову на руки и засыпает.
Глава V. ХРАМ ОГНЕПОКЛОННИКОВ. ОТКРЫТИЕ НЕФТИ
«О великий огонь! Царь земли и неба! Ты, дарующий земле жизнь, ты, дарующий мне душу. Я, раб твой, тебя прошу, умоляю — будь милостив!»
Человек в тюрбане закатывает глаза и, воздев руки к небу, покачивается в такт молитве.
В пустом гулком храме слышно бормотанье молящихся. Это один из немногих уцелевших великих храмов — храм огнепоклонников. Люди здесь молятся великому создателю всего живого, богу и царю вселенной — огню.
Огонь! Словно рыжий тигр, вылетает он из трубы, рычит, прыгает и пляшет над головами молящихся.
Да, многие, наверное, забыли о нем. Но они, огнепоклонники, помнят. К новорожденному богу пришли три царя. И принесли ему мирт, ливан и злато. Коли мирт возьмет — врачующим пророком будет. Коли злато — царем земным. А если ливан — бог это.
Но взял младенец и злато, и ливан, и мирт. И даровал царям камень, дабы единой и твердой их вера в бога была. Однако цари не скоро то поняли. Бросили камень в колодезь, там пламя сверкнуло. С той поры и носят то пламя по храмам. А коли погаснет оно, ищут долго. Не найдешь его, не обогреешь сердце — несчастным станешь.
Более двух лет человек в тюрбане не приходил в храм. И вот божество его наказало. Сегодня дом его пуст. Немо и холодно глядит он на людей пустыми глазами окон. Злая птица-горе пролетела над ним: в тот день, когда хозяин был в Баку, вольные горцы напали на его дом. Жену и детей увели в плен.
Что делать? Как жить дальше?
«Наняться в слуги?» — бормочет вслух человек в тюрбане.
Со двора храма доносится ржанье лошадей, чья-то непонятная речь. Искоса молящиеся смотрят в полуоткрытую дверь. Человек в тюрбане медленно выползает из священного круга. Некоторое время он еще ползет, а затем резко выпрямляется и поворачивается спиной к молящимся. Разве не вняло божество мольбам бедного человека и не послало ему на помощь этих чужестранцев? «Пламенный бог, благослови меня!»
Человек в тюрбане низко кланяется и целует руку бородача. Рука прячется, но перс тут же быстро чмокает другую. Русский великан краснеет, молча уходит из храма огнепоклонников. Так они и идут: впереди широкоплечий, здоровенный бородач, следом горбоносый худой перс.
У входа в храм — всадники. Бараньи шапки, рубахи до колен, широкие брюки. Лишь трое одеты по-особому: в светлые костюмы со множеством пуговиц, ремней, а их камзолы расшиты, точно ханские ковры.
«Русские беки», — решает перс и, опустив голову, идет им навстречу. Вновь следует быстрый поцелуй в руку. Затем перс неожиданно целует лошадь, достает из-за пазухи кусок усохшей лепешки, протягивает ее коню. Пока конь жует, перс подобострастно произносит: «Привет тебе, русский бек, привет твоим женам, привет твоему коню!»
— Чего он хочет? — спрашивает у толмача Гмелин.
Перс молча кланяется до земли. Русские беки очень добры. Свой-то обязательно схватился бы за плеть. А этот даже бить не собирается. И все-таки, оградившись на всякий случай рукой, перс поясняет:
— Русские, — переводит толмач, — в бурю спасли его сына.
Лукавый перс врет, но подобная этой история действительно произошла, и хитрец прослышал о ней.
— Он хочет отблагодарить вас! — говорит толмач. — Но он беден. Благородное сердце — вот единственное, что он может предложить вам. Если вы согласны, он будет служить вам до конца дней ваших.
Под белым тюрбаном вспыхивают хитрые угольки глаз. Что скажет русский?
Гмелин молчит.
«Сей тюрбан хочет служить мне до конца дней моих?! Забавно. Ведь он так худ, что может не протянуть и недели… Сегодня нам повезло. Мы открыли нефть — земное черное масло. Так пусть и ему тоже будет сегодня удача. Пусть…»
Человек в тюрбане еще не знает, что это за слово, но он понял улыбку Гмелина.
Пусть! — у русских великое слово.
Пусть! — значит, все можно, все дозволено.
Но все ли? Бедный перс, ты действительно умрешь через две недели и никогда не узнаешь другого значения сего слова. Иногда оно у чужестранцев значит и «нет».
«Пусть! — так скажет Гмелин спустя некоторое время своим спутникам. — Пусть персы преследуют нас. Наперекор ханской воле мы исследуем Баку и Апшеронские нефтяные колодцы».
А позднее запишет в дневнике следующее:
«Первого августа пошел я опять к хану. Он уже проведал, что я к нефтяным колодцам ездил, и стал со мной об оных говорить, спрашивая, дозволено ли в России чужестранцу осматривать такие вещи. На такой несмышленый вопрос ответствовал я, как надлежало. Однако все мои ответы у сего владельца не только не имели ни малейшего действия, но все им, напротив, сказанные речи довольно доказывали, что он меня почитает за шпиона. Далее он изволил спросить, нет ли у меня часов, парчей, а также чего-нибудь хорошего из европейских вещей». Помнится, тогда путешественник чуть не рассмеялся. Хан напомнил ему какого-то старого купца-безумца: сидит на мешке с сокровищами, даже не подозревая об этом. Вначале Гмелин так и хотел записать в дневнике, Но, зная особенности своего начальства, написал по-прежнему строго и сухо, словно рапортовал в академии: «Кавказские горы, как неисчерпаемое горючего вещества хранилище составляют, так и родят в своем недре ужасное множество металлов и везде во всю длину при подошве оных оказываются или теплицы, или разной доброты нефтяные колодцы, или серные и купоросные руды. Наконец, по причине внутреннего огня очень приметно кипящие, а иногда и сильно воду выбрасывающие озера. Сие каждый рачительный путешественник ежедневно приметить может: и так о истине сего немало сомневаться нельзя». И заканчивает далее словами: «А между тем определил я себя на то, чтобы сносить огорчения, дабы только достигнуть мог до главных намерений своего путешествия».
Наутро караван трогается в путь. Черной змейкой ползет он по узкой горной дороге.
Сверху видно, как змейка с трудом поднимается вверх. Но вот змейка порвалась: половина ее перевалила через перевал, а вторая не может этого сделать, отдыхает. Наконец половинки вновь соединяются, змейка ползет дальше.
Трудно приходится маленькой, затерянной в горах экспедиции. О ней давно все забыли — и те, кто ее послал из Петербурга, и те, кто потом в Астрахани обещал ей свою помощь.
Горы немы и огромны. Оживают они только ночью. Крики шакалов и сов тревожат их сон.
