— Знакомьтесь, — подтолкнул ее Спасов к Николаю Константиновичу.
— Сима.
— Николай Константинович.
— Очень приятно. Будем знакомы.
Она тут же отправилась на кухню и проворно принялась собирать ужин. Спасов развернул газету, выложил на стол колбасу, консервы, галеты, сахар. Ужин действительно получился совсем домашним. Хозяйка, не ломаясь, выпила вместе с гостями. Никулин наблюдал за ней. За ужином Сима почувствовала себя свободнее в компании мужчин, шутила, смеялась. Спасова она называла просто по имени и, видимо, нисколько не боялась. Эту перемену в ее поведении трудно было объяснить. Покончив с чаем, принялись играть в карты. Когда Спасов отлучился на минутку, Сима спросила:
— Ну, как ваша холостяцкая жизнь, Николай?
— Мне–то не привыкать, всю дорогу холостякую. А вот дружку моему похуже. Сам здесь, жена и дети где–то поблизости живут. И не поймешь — то ли холостой, то ли женатый.
— Что? — удивилась Сима. — У Спасова здесь есть жена? Она же у него в Уфе. До нее не дотянешься. Немцы еще Башкирию не заняли, чтоб он мог в гости к ней ходить. Неужто какую зазнобу завел по соседству? Ах он, кобель!..
— Да нет же. Он вполне серьезно говорил, что у него семья под немцем осталась. Не захотели эвакуироваться.
— Враки все. Что я его первый день знаю?
Николай Константинович все понял. «Спектакль» окончен. Можно опускать занавес. Все, что Спасов болтал «под пьяную руку», было заранее обдумано и обговорено с Фишем. И Сима так же далека от связи с партизанами, как ее любовник от Уфы. Да, подвели бездарные актеры своих режиссеров.
Никулин, конечно, и вида не подал, что разгадал ход Фиша. Наоборот, едва Спасов вошел в избу, постарался увлечь всех игрой в карты. Просидели далеко за полночь.
Спал Николай Константинович тревожно. В том, что его будут проверять, он не сомневался. Догадывался и о роли Спасова в этом деле. А сейчас убедился, что рядом живет человек, от которого можно ожидать удара в любой момент. Трудно оставаться равнодушным к опасностям, как бы ты ни готовил себя к встрече с ними.
Спасов же был абсолютно спокоен. Он сразу уснул, и.его ровное, глубокое дыхание слышалось по всей квартире. Невыразимое отвращение испытывал к нему Никулин. Ему, чекисту, приходилось играть роль единомышленника и друга этого мерзавца, жить с ним в одной комнате, слышать его храп.
Утром, сразу же после завтрака, Никулин явился к Фишу и попросил принять его по важному вопросу.
— Господин капитан, — начал Никулин. — На переправочном пункте я встретил человека, который готовится уйти к партизанам.
Фиш сразу насторожился, сурово посмотрел на Никулина. Лицо стало жестким, словно окаменело.
— Кто? — выдохнул он.
— Спасов.
Николай Константинович смотрел в глаза Фишу, стараясь уловить малейшее изменение в настроении немецкого разведчика. Но Фиш умел скрывать свои чувства. Лицо его выразило сложную гамму переживаний, никак не связанных с его настоящими мыслями, — изумление, недоумение, недоверие.
— Не может быть! Вы ошиблись, господин Никулин. Нельзя обвинять человека на основании простых догадок.
— Мне Спасов говорил, что знаком с женщиной, которая готовит ему побег к партизанам. Я был с ним у нее в доме. Они очень близки, Господин капитан. Если в такой обстановке начнутся провалы наших людей за линией фронта…
Николай Константинович многозначительно замолчал.
Капитан Фиш спокойно и пристально, со льдинкой в глазах рассматривал его и молчал. Никулин вынужден был продолжать:
— Господин капитан, положение настолько серьезно, что я считаю своим долгом доложить обо всем происходящем здесь господину подполковнику Шиммелю. Держать Спасова на переправочном пункте опасно!
— Благодарю вас за сообщение, господин Никулин. Подполковнику Шиммелю я доложу обо всем сам.
По дороге в столовую Николай Константинович как–то встретил Курынова. Они скрывали свое близкое знакомство, да и обстановка не благоприятствовала задушевному разговору, но несколько фраз, которыми обменялись друзья, придали обоим новые силы.
— Здравствуйте, Николай Константинович, — сказал Курынов. — Я думал, вы уже давно на той стороне с заданием абвера.
— Задание выполнил.
— Так вы вернулись? — изумился Курынов, с недоумением, подозрением, угрозой глядя на Никулина. — Как же так? Столько говорили о переходе к своим, а сами взяли и вернулись? Что это значит?
— Не волнуйся, дружище, так надо. Смело иди через фронт. Наши о тебе знают, ждут. Проси, чтобы доложили о твоем прибытии генералу Быстрову. Скажи, что пришел с приветом от Пограничника. Это — пароль.
— Генерал Быстров, — повторил Курынов. — Понял.
— Кто идет с тобой?
— Еще двое.
— Знаешь их хорошо?
— Радист — парень надежный. Не дождется, когда к своим вернется. А вот старший группы — сволочь.
— Будет артачиться — ликвидируйте. Если сумеете, доставьте живым к генералу Быстрову.
Друзья разошлись, взволнованные важностью предстоящих событий. Николай Константинович был рад, что дела у него пока идут хорошо. Что случится дальше — никто не знает, но сейчас хваленые немецкие разведчики проигрывают в борьбе с ним, чекистом, с его помощниками — советскими людьми, настоящими патриотами.
В это время капитан Фиш докладывал Шиммелю о результатах наблюдения за агентом Никулиным. Начальник «Абверкоманды–104» слушал внимательно, вдумчиво. Это заметно было по пытливому взгляду, необычной сдержанности, хотя Шиммель сидел развалившись в кресле, в привычной небрежной позе.
— Все, что было вами предусмотрено, я выполнил точно, — говорил Фиш. — Вы знаете, господин подполковник, что Никулина изучал наш лучший агент Спасов.
— Спасов, Спасов! Только и слышу про него, — с раздражением прервал Шиммель. — У вас этот человек делает буквально все. Он готовит агентуру, он инструктирует и проверяет ее, он сопровождает агентов к передовой. Можно подумать, что кроме вас и Спасова на переправочном пункте больше никого нет. А что делают офицеры — этого от вас не услышишь. Спасов с языка не сходит!
Шиммель знал, что капитан Фиш авторитетом среди офицеров переправочного пункта не пользуется. Отношения между ними натянутые. Поэтому Фиш и приблизил к себе Спасова как незаменимого специалиста, хотя и видел, что тот — авантюрист, проходимец и большой подхалим.
— Простите, господин подполковник, но Никулиным все–таки занимался именно Спасов, и я вынужден об этом докладывать. Вы знаете, что Спасов проверенный во всех отношениях человек. В лагере военнопленных он был хорошим агентом. На его счету несколько выявленных комиссаров, два чекиста. Я уж не говорю о других, менее интересных лицах. Наконец, его трижды перебрасывали в тыл к русским, и он успешно выполнял задания, награжден «Бронзовой медалью с мечами». Другого человека с подобными заслугами перед великой Германией на переправочном пункте нет. Вот почему серьезные дела я поручаю Спасову.
