— Что она вас любит.
Я не верю своим ушам.
— Не может быть.
— Может. Она даже сказала, что вас с ней разлучит только смерть.
Я разражаюсь смехом, который был бы гомерическим, если бы я был греком, а так всего лишь раблезианским.
— Недурно.
— Что?
— Она рассчитала все до мелочей. Она ставила на вас, как на моего убийцу. Вместо того чтобы залить огонь водой, она плеснула в него масла. Дальше, Фил?
Вот он уже и симпатичен мне, со своей физиономией, напоминающей развалины квартала после бомбежки. Жизнь (по-английски: the life) не сахар, правда? Вот уже шесть минут семьдесят две секунды как происходит таяние льда между нами, и сейчас я называю его Фил, что совсем его не смущает.
— Я отправился искать вас. Проходя мимо проселочной дороги, увидел, как ваш слуга выходил от старой пьянчужки. Я бросился туда, чтобы расспросить ее. Она ничего не знала или же не захотела мне ничего сказать.
Я начинаю всерьез волноваться за Берю. Меня не удивит, если мой доблестный соратник попал в беду. Что делать?
Я облокачиваюсь о камин и, созерцая в зеркале свое очаровательное отражение, обращаюсь к нему со следующими словами:
— Сан-А., малыш, у тебя была куча подозреваемых: фальшивая Дафни, ее племянница, директор Мак Шаршиш, сэр Долби и Джеймс Майволдерн. Сейчас их осталось только трое. Прежде чем вплотную заняться основным блюдом: старой леди и Синтией, почему бы тебе не поговорить по душам (а может быть, лучше по мордам) с Мак Шаршишем?
Оба юных сэра уважительно ждут, пока я размышляю. Я оборачиваюсь и вижу, что они застыли рядом со мной навытяжку в своих смокингах.
— Фил, — спрашиваю я, — какие у вас отношения с Мак Шаршишем?
— Нормальные, а в чем дело?
— Позвоните ему и попросите приехать сюда.
— Сейчас?
— Да. Скажите ему, что речь идет об очень важном деле и что вам необходима его помощь. Если станет расспрашивать, объясните, что это не телефонный разговор.
Сын баронета повинуется. Он звонит в Оужалинс Кастл. Ему приходится долго ждать, так как обитатели замка в это время дрыхнут. Наконец на другом конце снимают трубку, и, к счастью, это делает Майволдерн.
Фил называет себя и просит своего бывшего слугу позвать главного круглиша винокурни.
Я завладеваю трубкой параллельного телефона и слышу заспанный голос Мак Шаршиша.
— Что случилось, сэр Долби?
— Очень важное дело. Умоляю вас, срочно приезжайте ко мне на Граттефорд энд Фейрлир-стрит.
— Но…
— Не задавайте сейчас вопросов, нельзя терять ни секунды. И не вздумайте сказать об этом дамам. Рассчитываю на вас, Мак Шаршиш!
Он кладет трубку, что является лучшим способом избежать объяснений.
— Теперь нам остается только ждать, — говорю я, опуская свою телефонную трубку.
— Виски? — предлагает сэр Долби.
— С удовольствием…
Пока он готовит нам три крепких скотча, я возобновляю сеанс обмозгования. В порядке исключения я расскажу вам, о чем думаю. Ну так вот! Я думаю о том, что отношения между Синтией и Филиппом странные. Поясняю: сразу видно, что ей наплевать на Филиппа, как на безработного эскимоса. Значит, раз она делала вид, что собирается выйти за него замуж, то, значит, он представляет для нее определенный интерес. Какой? That is the question![57]
Теперь я знаю, что это замужество ей не могла навязать тетушка Дафни, так как пару лет назад сыграла под землю.
— Скажите, Фил, как вы познакомились с Синтией?
— Мы с отцом нанесли визит вежливости леди Мак Херрел, когда она вернулась в Оужалинс.
— Ваш отец ее знал?
— Он видел ее на одном приеме лет двадцать назад. Тогда старая леди жила в Лондоне и приезжала сюда лишь раз в год на Рождество.
— Любовь с первого взгляда?
— У меня — да.
— А у нее?
— Сначала она, казалось, не обратила на меня внимания. Но в один прекрасный день…
У него перехватывает дыхание.
— О Боже, так и есть.
— Что, так и есть?
— Однажды она явилась сюда одна. Представляете мое удивление, когда я, открыв дверь, увидел ее перед собой.
— Чего она хотела?
Он грустно качает головой. В его горле что-то булькает, а физиономия, похожая на вишню из компота, выражает глубокую печаль.
— Дело в том, что мой отец возглавляет несколько предприятий. Это человек, рвущийся к богатству, и он многократно приумножил его.
— Не ругайте его, dear, — шутит сэр Хаггравант.
— Господи Боже, нет. Он владеет предприятиями в области строительства, транспорта, овцеводства, сельского хозяйства и трикотажной промышленности, а также морской линией между Ирландией и Шотландией. Именно ею я и управляю. Ну, это моя игрушка. Он доверил ее мне, потому что там все вертится само, и моя роль заключается в том, чтобы время от времени зайти в кабинет выкурить сигарету.
— Хороша игрушка.
Отец считает, что я не способен заниматься серьезным делом, — жалуется сэр Долби.
— Вы сказали, что Синтия пришла к вам по делу. Какому именно?
— Она узнала, что я руковожу этой линией, и попросила меня принять на работу своего друга француза, с которым познакомилась в Каннах. Это было непросто, так как иностранец не может получить квалифицированную работу на нашем флоте, даже торговом, если у него нет гражданства.
— Что вы сделали?
— Я все-таки принял к себе этого пария, и мы закрыли на это глаза.
— Чем он занимается у вас?
— Он помощник капитана на одном из наших сухогрузов «Рози Лиф», курсирующем между Дублином и Айром.
— Как его имя?
— Фелисьен Делер.
Я делаю для себя пометку и начинаю догадываться об источнике контрабанды.
В Ирландии находится один из крупнейших аэропортов Европы — Шенон, контрольный пункт движения Америка — Европа. Мои ребятишки, наверное, получают героин из Штатов. А этот Делер вывозит его морем из Ирландии в Шотландию. В Шотландии его обрабатывают уже известным нам способом, а затем переправляют дальше…
Мы опрокидываем по виски, по второму, по третьему, и тут раздается звонок Мак Шаршиша.
в которой доказано, что спиртное прекрасный консервант
Как никогда круглый, бейби-розовый и приветливый, Мак Шаршиш появляется в холостяцкой квартире сэра Долби. Увидев меня, он расплывается в улыбке.
— А я-то думал, что вы вернулись во Францию, дорогой месье.
— Просто я слетал туда и обратно, мой дорогой друг. Шотландия похожа на свое виски: стоит лишь раз его попробовать и потом всю жизнь тянет вернуться…
Мило болтая, я подхожу вплотную к своему собеседнику. И в момент, когда он меньше всего ожидает, я беру его на японский ключ (в этой стране, соблюдая приличия, я не могу взять его на английский ключ); он оказывается на четвереньках, руки заломлены за спину, а короткие ножки беспомощно сучат по полу. Он голосит:
