Сергей Петрович решил заехать к старому другу, заводскому слесарю Илье Митрофановичу Жукову, который жил на Засыпной балке. При въезде в балку приезжий неожиданно для извозчика попросил остановиться. Он снял с экипажа свои вещи и, достав бумажник, вынул несколько кредиток и подал их старику.
— Спасибо, папаша, поезжай на рынок за сеном.
Пока извозчик поправлял подпругу, он достал из вещевого мешка воблу, кусок черного хлеба и протянул их старику. Тот часто заморгал, радуясь щедрости незнакомого человека, и, подышав на свои пальцы, сжимающие деньги, сказал душевно:
— На всю неделю кормилица наша довольствием обеспечена будет. Могу, комиссар, оставить свой адресок: коли надо, вызывай без стеснения. Здесь всякий знает Матвея Куренного. Мы с превеликой радостью... В долгу не останемся. — И он ласково потрепал понурую «кормилицу» по вылинявшей холке.
* * *
Десятилетний сын Ильи Митрофановича Жукова Володя проявил необыкновенное любопытство к гостю. Он, по знаку матери, залез на высокую лежанку у печки и накрылся там с головой; спать, конечно, он и не думал. Одним глазком Володя наблюдал из-под старенького одеяла, как собирались друзья отца, оказавшиеся хорошо знакомыми и Сергею Петровичу. Они уселись вокруг стола под керосиновой лампой и словно забыли о Володином существовании. Только Сергей Петрович, вытирая чистым вышитым полотенцем умытое с дороги лицо, шутливо боднул пальцем шевелящийся под одеялом комок. Мальчик взвизгнул от удовольствия.
Хозяин дома Илья Митрофанович, невысокого роста, коренастый, голубоглазый, всегда задумчивый, и его жена, приветливая женщина, которую гости называли просто Федоровной, хлопотали по хозяйству. Вокруг стола разместились бабушка и гости: модельщик завода Илюша, подвижной, как ртуть, кузнец Шепель, слесарь Исаев и двое совсем молодых рабочих.
На столе горделиво возвышался большой медный самовар, из отверстия в крышке, точно из-под паровозного клапана, струился пар. Тут же на цветастом стеклянном блюде лежала опрокинутая из кастрюли кукурузная мамалыга.
Хозяйка, окинув гостей извиняющимся взглядом, ниткой порезала мамалыгу на ровные ломтики.
— Угощайтесь, — сказала она, и стала наливать в стаканы морковный чай.
Бородин, водрузив на табурет вещевой мешок, принялся выкладывать остатки своего дорожного пайка. Тут было немного черных сухарей, несколько штук вяленой воблы, кусок сахара.
Федоровна запротестовала было, но кузнец Шепель степенно сказал:
— Не колготись, Федоровна. Сергей знает, что делает. Обидеть можешь человека.
За чаепитием гости стали сначала осторожно, потом все смелее задавать Бородину вопросы о международном положении, о Москве, о Ленине.
Обычно сдержанный на слова, Сергей Петрович чувствовал себя здесь, словно в родном кругу. Он вкратце рассказал о Москве, о своей недавней встрече с вождем. Не умолчал и о том, зачем ему понадобилось возвращаться в родной город: что скрывать, все равно ведь узнают через день-другой.
— Отвоевались мы вроде, — закончил свой рассказ гость. — С внутренними и внешними. А все же бешеная собака и побитая зубы скалит. Чуть спусти с глаз — она тебя исподтишка укусит.
— В открытую мы их осилили, а вот исподтишка — так рабочий класс не учен действовать! — вставил свое слово Илья Митрофанович. Бородин согласно кивнул головой, продолжая:
— Сейчас они мечтают взять нас измором. Буржуазные газетки так и пишут, что Советская власть не продержится и до весны, с голоду, мол, большевики подохнут.
— Собака брешет — ветер носит, — подал реплику кузнец Шепель.
С улицы доносилось завывание ветра. Илья Митрофанович подошел к окну и плотней закрыл форточку. Ногтем большого шершавого пальца он провел по заиндевевшему стеклу и решительно сказал:
— В бою помирать не хотелось, а от тифа или от голода и того горше. Драться надо...
Он возвратился к столу, приложил ладони к горячим бокам самовара.
— Хлеб у крестьянина-середняка есть. Он поделится с рабочим, только к нему подход нужен, — раздумчиво сказал Сергей Петрович.
Слесарь Исаев при этих словах встал из-за стола. Его левое плечо заметно перекосилось от незажившей раны, полученной под Перекопом.
— К крестьянину подход простой: дай ему плуг, борону, колесную мазь, одежду — и хлебушек у нас на столе появится.
— А к кулаку откуда заход? — вставил кузнец Шепель, и тут же ответил:
— К кулаку — кулак под дыхало!
— Всякому овощу — свое время, — перебил его Жуков, — и до кулака доберемся. Сергей прав: к середняку подход нужен и наша помощь. Мы тут кое-что изобретаем к весенней посевной, для обмена на продукты, — повел он глазами в сторону Бородина. — Меди только не хватает, придется чайники и самовары на переплавку пустить.
— Был бы уголек, — пробасил кузнец мечтательно, — или шахта заброшенная какая поблизости. А то вот из шлака выковыриваем по крупице. Худо дело.
Огрубевшие пальцы кузнеца зашевелились, точно он проделывал сейчас свою повседневную, недостойную мастера, работу по сбору угольных отбросов.
Сергей Петрович встал из-за стола, поблагодарил хозяйку и твердо заявил:
— Границу на замок приказано запереть, чтобы ни один клоп не прополз из-за кордона.
— Мы такой замочек тебе отольем, Серега, что будешь доволен.
— А кузнец Шепель и ключик к нему сварганит, — пошутил модельщик Илья.
Сквозь сон Володя еще долго улавливал то разгоряченные выкрики гостей, то их приглушенный шепот.
Проснувшись рано утром, Володя увидел неподалеку от себя Сергея Петровича. Мальчик разглядел в утренних сумерках его впалые щеки, притемненные отросшей щетиной. На вешалке висела портупея со сверкающими пряжками. Мальчику тут же захотелось потрогать новенькую кобуру, а может быть и подержать револьвер в руках. Но гость повернулся на бок, лицом к мальчику. Сладко зевнув, он потянулся рукой, чтобы пощекотать Володю. Мальчик, восторженно вскрикнув, откатился насколько мог дальше.
— Дядя Сережа, — негромко позвал Володя, успокоившись. — Вы уже давно не спите?
— Давно! Все вот думаю... — отозвался гость.
— А я знаю, о чем вы думаете: как хлеб раздобыть рабочим. Об этом все комиссары думают.
— Пожалуй... — согласился Сергей Петрович.
— А папаня говорит: хлеб надо у кулаков силой забрать. У них много его...
— Сейчас нельзя. Декрет не пришел.
— А скоро он придет?
— Когда подпишет товарищ Ленин.
— А скоро подпишет Ленин? — не унимался мальчик. Он теперь уже смелее пододвинулся к Бородину и стал разглядывать его тельняшку.
— Этого, брат, я сказать не могу. Сейчас приказано обходиться своими силами.
