План, спору нет, был хорош. Мыкола тоже не любил американских капиталистов и на верблюдах еще не ездил никогда. Но как же с дельфинами? И потом для того, чтобы поднять заокеанский рабочий класс, пришлось бы расстаться с Черным морем, а этого он никак не хотел.
Володька рассердился. В отношениях с Мыколой привык повелевать, несмелые возражения его воспринял как бунт на корабле. Сиплым, напряженным шепотом — весь разговор, естественно, велся шепотом — он заявил, что в конце концов дельфины подождут. Кто важнее: американский рабочий класс или дельфины? Управимся в Америке, тогда и займемся дельфинами. Они-то, конечно, бедняги, их очень жаль, но как-никак ждали несколько тысяч лет, придется еще подождать.
Мыкола был подавлен. Просто не представлял себе, как будет жить без своего Кота в сапогах. Но ведь и без Черного моря не мог жить. Это были два его друга, оба требовательные, ревнивые и неуступчивые, особенно море.
4
Так и не довелось больше поговорить о Гавайях.
Через несколько дней во время лова дали семафор с проходившего мимо танкера: «Ваш курс пересекают мины, сорванные с якорей!»
Вероятно, это набедокурил шторм, который налетел вчера на побережье и причинил немало бед: повыбивал стекла в окнах, повалил деревья. Заодно сорвал он и мины с якорей.
Первым заметил опасность Мыкола.
Два шара плыли по течению на незначительном удалении друг от друга. Похожи они были отчасти на шлемы водолазов, но еще больше смахивали на чертей, которые, выставив головы из воды, двигаются гуськом по морю. Даже рожки торчали на их — круглых черных лбах.
Пока сейнеры учтиво обходили мины, отец Володьки, служивший в молодости на флоте, рассказывал о повадках этих опасных тварей. Достаточно мине боднуть корпус корабля, или причал, или камень, чтобы согнулся рог-колпачок, хрустнула заключенная в нем колба и жидкость из нее пролилась на батарейку.
— А потом?
— Электрический ток и искра! И над водой грохнут двести килограммов тринитротолуола!
— Три-нитро-толу-ол! — с благоговением повторил Володька. — Как заклинание, верно?
Мины были старые, обросшие ракушкой, — значит, очень долго находились под водой. Это было напоминание о войне: гражданской или даже мировой. Много лет мины спокойно покачивались под водой на минрепах, как грибы-поганки. Шторм всколыхнул воду вокруг них, минрепы лопнули, мины всплыли на поверхность.
Возник спор, цокнутся ли они друг с другом или же ветер переменится и погонит их на камни. И в том и другом случае мины взорвутся сами, иначе сказать — покончат жизнь самоубийством.
Но этого не произошло. Расторопный танкер вызвал минеров. А те знали, как заклинать злого духа, заключенного в бутылке.
Можно бы, не подходя к минам, расстрелять их из пулеметов. Однако места были людные, здесь пролегал фарватер. Поэтому с минами поступлено было более вежливо.
С тральщика спустили шлюпку. В нее сели двое: минер и гребец. Шлюпка описала полукруг. Подойти полагалось с подветренной стороны, чтобы шлюпку не навалило на мину.
Минер, сидевший на корме, закурил папиросу. Володька и Мыкола удивились. К чему еще этот форс? Рядом двести килограммов не леденцов, а взрывчатки!
Но то был не форс. Отец Володьки объяснил, что папиросу надо закуривать, даже если минер некурящий. Обе руки его заняты, а огонь должен быть наготове.
Минер перегнулся к мине. Гребец делал в это время короткие гребки, удерживая шлюпку на месте, на расстоянии вытянутых рук товарища. Тот с осторожностью подвесил патрон к мине, потом, придерживая ее руками, наклонился над нею и огнем папиросы поджег бикфордов шнур.
— Дал прикурить! — с удовольствием пояснил отец Володьки.
Гребец был наготове, не спускал с минера глаз. Тот выпрямился, гребец сразу же навалился на весла. А минер, повернувшись к товарищу, стал ему помогать, налегая на весла, чтобы гребки были сильнее.
На сейнерах притаили дыхание.
Шлюпка удалялась от мины очень быстро, рывками. Когда от нее было уже метров семьдесят, гребец и минер легли на дно шлюпки.
Мина «курила» очень быстро. Секунды, отмеренные длиной шнура, истекли. Со звуками обвала поднялся над водой столб дыма, черный-пречерный. То, грубо ругаясь и топоча ногами, выбирался из мины черт, по имени Тринитротолуол!
А через несколько минут тем же путем последовал за ним и братец его из второй мины.
Володька и Мыкола были горды и счастливы. Не каждому в Кадыковке удается увидеть такое.
Рыба в тот день не шла, — видно, распугали взрывы. Домой пришлось вернуться с пустыми руками.
Зато воспоминаний было, воспоминаний! Дотемна Володька торчал на улице — без устали описывал взрыв, с каждым разом кое-что прибавляя и совершенствуя в рассказе.
— Угомонись ты! — прикрикнула мать. Но он не мог угомониться.
5
Володька объявил, что надо бы половить крабов у причала. Как всегда, отправились с ним младший брат его Евстигней и, конечно, верный Мыкола.
Волны занимались у берега обычной своей возней, копошились подле камней, пробуя, прочно ли те сидят, и что-то недовольно бормоча. Камни, наверное, сидели прочно.
Тайком от отца Володька отлил немного нефти в ведро и намотал на две палки асбестовый канат, закрепив его проволокой. Войдя по колени в воду, краболовы зажгли свои факелы. Приходилось время от времени обмакивать их в нефть, чтобы поярче горели.
Пятна света взапуски поплыли по воде.
Крабы, потревоженные в своем сне под камнями, ослепленные светом, ничего не могли понять. Только огорченно и растерянно разводили клешнями, будто говоря: «Как же так? И как это нас угораздило?»
Евстигней стонал и приплясывал на берегу от нетерпения. Он не получил факела. Он был на подхвате.
В корзине уже ворочались семь красняков и одиннадцать каменщиков, как вдруг Володька выпрямился:
— Полундра!
От неожиданности Мыкола уронил в воду огромного красняка. Метрах в сорока от берега чернел шар. В звездном мерцании, разлитом над морем, тускло отсвечивала его поверхность. Вот он колыхнулся и набычился, показав свои рожки. Правильно, мина! Она почти неприметно двигалась на длинной зыби, словно бы укоризненно качая лысой головой: «Ах, дети, дети! Крабов ловите? А вам спать давно пора!»
Мина была, вероятно, из той же семейки, которую растормошил вчерашний шторм. Только эта подзадержалась, — быть может, заглядывала в какие-нибудь бухточки по пути.
Ночь и мина на фарватере! Мыкола достаточно времени провел среди рыбаков, чтобы понять, чем угрожает это судам, которые находятся сейчас в море.