— Ты закрыла кладовую? — с тревогой спросила Анна. — Если это племя отыщет еду раньше, чем мы начнем подавать…
Анна привлекла подруг из деревни, тех, что не успели убежать от войны, и кладовка превратилась в пещеру Аладдина, полную холодных пирогов с мясом, паштетов, замечательных местных блюд, окороков, пирогов с яблоками, заливных свиных ножек с трюфелями и десятков иных деликатесов.
— Они приехали так рано не за едой. — Сантэн присоединилась к Анне у окна. — Ключи от погреба у папы. О них позаботятся.
Ее отец уже наполовину спустился по мраморной лестнице навстречу гостям, и адъютант затормозил так резко, что два пилота свалились с переднего сиденья, переплетясь руками и ногами.
— Вы, должно быть, веселый старый граф! — с явным облегчением снова обретя подвижность, воскликнул адъютант. — Мы передовой отряд, или, как говорят по-французски, le d’avant-garde, понимаете?
— А, конечно! — Граф стиснул его руку. — Наши храбрые союзники. Добро пожаловать! Добро пожаловать! Могу я предложить вам стаканчик чего-нибудь?
— Видишь, Анна, — Сантэн с улыбкой отвернулась от окна, — беспокоиться не о чем. Они понимают друг друга. Твоей еде ничего не грозит, по крайней мере пока.
Она взяла с кровати фату, накинула на голову и стала разглядывать свое отражение.
— Это должен быть самый счастливый день моей жизни, — прошептала она. — Ничто не должно его испортить.
— И не испортит, дитя мое.
Анна подошла к ней сзади и принялась расправлять на плечах прозрачную фату.
— Ты будешь прекраснейшей из невест. Какая жалость, что никто из дворян тебя не увидит!
— Хватит, Анна, — мягко сказала Сантэн. — Никаких сожалений. Все в порядке. Я и не хотела бы, чтобы было по-другому. Анна!
Ее лицо оживилось.
— В чем дело?
— Ты слышишь? — Сантэн отвернулась от зеркала. — Это он. Мишель. Он возвращается ко мне.
Она подбежала к окну и, не в силах сдерживаться, запрыгала, затанцевала, как маленькая девочка перед витриной магазина игрушек.
— Слушай! Он летит сюда!
Она узнала отчетливый рокот мотора, который так часто слышала раньше.
— Я его не вижу.
Анна стояла за ней, заслоняя глаза и глядя вверх, на рваные облака.
— Он должен лететь очень низко, — начала Сантэн. — Да! Да! Вот он, прямо над лесом. Я его вижу.
— Он летит на аэродром в саду?
— Нет, не при таком ветре. Я думаю, он летит сюда.
— Это он? Ты уверена?
— Конечно, уверена. Разве ты не видишь, какого он цвета? Mon petit jaune[34]!
Остальные тоже услышали. Снизу донеслись голоса, и с десяток свадебных гостей через французское окно выбрались на террасу.
Впереди всех Шон Кортни в полной полевой форме английского генерала и граф, еще более великолепный в сине-золотом мундире полковника гвардии Наполеона III.
У всех в руках были стаканы, все голоса звучали возбужденно и приподнято.
— Да, это Майкл! — воскликнул кто-то. — Бьюсь об заклад, он потреплет нас низкой посадкой. Снимет крышу с шато, вот увидите!
— Заключительный победный полет, учитывая, что его ждет впереди!
Сантэн смеялась вместе со всеми и хлопала в ладоши, глядя на приближающуюся желтую машину, и вдруг ее ладони застыли не соприкоснувшись.
— Анна, — сказала она, — что-то не так.
Теперь самолет достаточно близко, чтобы можно было заметить, как неправильно он летит: опустив одно крыло, ныряет к вершинам, потом резко поднимается; крылья закачались, и машина стала заваливаться в противоположную сторону.
— Что с ним?
Тональность возгласов на террасе сменилась.
— Боже, он в беде… кажется…
SE5a качался и бесцельно поворачивался. Все увидели поврежденный фюзеляж и рваные крылья. Машина походила на тушу большой рыбы, на которую напали акулы.
— Он тяжело ранен! — крикнул кто-то из пилотов.
— Да, ему досталось.
SE5a круто повернул и опустил нос, едва не задевая деревья.
— Он пробует вынужденную посадку!
Кое-кто из пилотов перепрыгнул через стену террасы и побежал по газону, лихорадочно сигналя поврежденному самолету:
— Сюда, Майкл! Не опускай нос!
— Не тормози! — крикнул другой. — Сорвешься в штопор! Прибавь газу! Открой дроссель!
Все выкрикивали бесполезные советы, а самолет тяжело снижался к открытой лужайке.
— Мишель! — выдохнула Сантэн, сжимая пальцами кружево фаты и чувствуя, как та рвется. — Мишель, иди ко мне.
Остался последний ряд деревьев, старые буки, на которых только начали лопаться почки. Они окаймляли самый дальний от шато газон. Желтый SE5a опустился за них, мотор заглох.
— Вверх, Майкл! Подними его! Проклятье!
Все кричали, и Сантэн добавила свою мольбу:
— Пожалуйста, Мишель, перелети через деревья. Приди ко мне, дорогой.
Мотор снова взревел, и все увидели, как машина взвилась, точно большой желтый фазан, взмывающий из укрытия.
— У него получится.
Все видели — нос чересчур задран, машина словно зависла над темными безжизненными ветвями, они тянулись к ней, как когти чудовища. Потом желтый нос снова опустился.
— Перелетел! — воскликнул один из пилотов, но тут колесо шасси задело тяжелую кривую ветвь, SE5a перевернулся в воздухе и упал.
Он ударился о землю на самом краю лужайки, приземлившись на нос. Вращающийся пропеллер разлетелся белыми осколками, затрещали деревянные рамы корпуса, и вся машина сложилась, раздавленная, как бабочка; ярко-желтые крылья согнулись вдоль фюзеляжа, и Сантэн увидела Майкла.
Он весь был в собственной крови, залившей даже лицо. Запрокинув голову, он свисал из кабины на ремнях, как человек на виселице.
Офицеры бежали по лужайке. Сантэн видела, как генерал бросил стакан и перепрыгнул через стену террасы. Он бежал во весь дух, неровной из-за хромоты походкой, но догонял молодых людей.
Первый из них уже почти добежал до разбитого самолета, когда того с волшебной внезапностью охватило пламя. Огонь с ревом и грохотом взвился вверх, бледное, но увенчанное черным дымом, и бегущие остановились, замешкались и стали отступать, закрывая лица от жара.
Шон Кортни прорвался сквозь них; он бежал прямо в огонь, не обращая внимания на волны жара, но четверо молодых офицеров бросились вперед, схватили его за руки и плечи и оттащили назад.
Шон с такой силой рвался из их рук, что, чтобы удержать его, пришлось подбежать еще троим. Шон издавал низкий нечленораздельный рев, как попавший в западню буйвол, и пытался дотянуться сквозь пламя до человека, застрявшего в разбитом корпусе желтого самолета.
Потом внезапно рев оборвался, и Шон обмяк.
