Мелькали отвратительный крокодил, полосатый житель джунглей тигр, грустный вологодский мишка, добродушный слон, пестрые, разноцветные попугаи.
— Да, он здесь, — ответила девушка, — он приехал к папе по делу.
— Ого! — удивленно поднял брови Араканцев. — Полковник Батьянов работает для черного интернационала? Я слышал, что Григорий Николаевич, выйдя в отставку, опять как инженер-механик начал работать в своей области, но чтобы он согласился на сотрудничество с Пфейфером — этого я не ожидал!
— Андрей! — с укором проговорила Долли. — Что ты говоришь? Сотрудничество не служба.
Араканцев, не поднимая глаз и делая вид, что рассматривает в каталоге «корабль пустыни» — белоснежного дромадера, ответил резко:
— Не служба! А по-моему, не иначе: Пфейфер — хозяин, а его высокоблагородие полковник Батьянов — служащий. Мне кажется, в один трудный для твоего отца момент жизни Пфейфер купит его целиком навсегда и со всеми потрохами! — закончил Араканцев и, испугавшись своего почти враждебного тона, поспешно повернул страницу каталога, сменив дромадера на образец гордой красоты — круглоглазого беркута.
Долли молчала, рассеянно перебирая бусы. Растерявшийся Араканцев усиленно перелистывал каталог. Добравшись до флегматичного пингвина, начал разглядывать его с преувеличенным интересом.
— Ты имеешь основания говорить так, — тихо произнесла Долли. Видно было, как трудно давалось ей каждое слово. — Ты же знаешь проклятую, неизлечимую страсть папы!
— Карты? — быстро спросил Араканцев. — Да, знаю! За зеленым столом он буквально невменяем. Ну, если Пфейфер узнал эту слабость Григория Николаевича, то…
Араканцев резко оборвал фразу. Поймав тяжелый вздох Долли, заволновался и снова обратился к каталогу. Пролетел отдел птиц, пресмыкающихся, четвероногих и ворвался в отдел четвероруких. А Долли снова молчала, опустив голову. На лице Араканцева изобразилось отчаяние, а пальцы его перелистывали отдел приматов, человекообразных обезьян.
— Что такое?!
Это восклицание Араканцева заставило Долли поднять голову. Она увидела на странице каталога кошмарную морду гориллы. И тотчас же Араканцев с треском захлопнул каталог.
— Скажи, Долли, — странно задрожавшим от сдерживаемого чувства голосом заговорил Андрей, — для чего у вас в вилле болтается орангутанг? Это опасная забава!
— Гамилькар опасен? — с улыбкой спросила девушка. — Наоборот, благодаря ему мы чувствуем себя в полной безопасности. Осенью, когда кончается курортный сезон, здесь бывает жутковато. Бродят какие-то подозрительные типы. А за Гамилькаром мы как за каменной стеной. Он так любит меня и папу! Он уже два года живет у нас. Его подарил папе Пфейфер для каких-то опытов. Фантазия богача! Гамилькар даже помогает мне по хозяйству. Мы считаем, что у нас двое слуг: черкес Абдул-Земиль и Гамилькар. Но Абдул больше шофер, чем слуга, а Гами, как мы его зовем, моет полы, убирает постели, колет и таскает дрова, откупоривает бутылки. О, если бы ты видел, с какой комичной важностью выполняет он свои обязанности! О, Гами душка! — оживившись, воскликнула девушка. — А кроме того, он помогает папе в его опытах.
— Орангутанг помогает инженеру-механику? — скрывая под беззаботным смехом настороженность, спросил Араканцев. — Это любопытно! Расскажи, в чем же заключается помощь обезьяны?
— Подробности мне неизвестны, папа держит это в секрете. Знаю лишь, что он проделывает сейчас массу сложных опытов в области механизации производства. Его очередная idée fixe — такое усовершенствование, упрощение производства, при котором почти не нужен был бы разумный труд человека. Он как-то сказал мне, что когда Гамилькар заменит у конвейера человека, тогда папа удовлетворится, что тогда можно будет посылать на фабрики даже слабоумных, идиотов и тихопомешанных. Поэтому Гамилькар под присмотром папы часто торчит у конвейера, что-то свинчивает, развинчивает, а что именно — не знаю! Но почему ты это спрашиваешь?
— Вот почему, — раскрыл снова каталог Араканцев. И Долли снова увидела жуткую морду гориллы. — Читай. Gorilla gina!.. Проще говоря, горилла! А теперь смотри карандашную надпись: «Плохо переносят наш климат, быстро умирают от чахотки, все же для опыта выписать сто экз.».
— Да ведь это рука Пфейфера! — вскрикнула заинтересованная Долли. — Но зачем ему столько обезьян?
— «Толстый Фридрих» найдет дело и для горилл. Пустит их по Берлину и Гамбургу сандвичами с рекламами произведений своей промышленности. Фурор! Но смотри дальше. Pithecus satyrus!.. Это родственники твоего Гамилькара — оранги. И снова карандашная надпись той же рукою: «Эти крепче. Затребов. двести».
— Ничего не понимаю! — сказала Долли.
— Дальше, смотри дальше! Troglodytes niger!.. Это шимпанзе. Тут, кроме знака вопроса, ничего. А вот ниже: Troglodytes tschego!.. Эти, видимо, больше понравились Пфейферу. Он пишет: «По справкам, шимпанзе-ч́его отличаются большой величиной, почти с гориллу, а следовательно, обладают большей силой и выносливостью. Выписать полтораста шимпанзе-ч́его». Теперь сверх всего красным карандашом: «Не забыть — лучше самцов, выносливее. Самок как можно меньше». Затем внизу чернилами: «Запросить Гагенбека: сколько приблизительно будет стоить поимка и перевозка с Суматры, Борнео, из Верхней и Нижней Гвинеи всей партии?» Видимо, все эти надписи сделаны в разное время. Но что все это значит? — закончил вопросом Араканцев, бросая каталог на песок.
— Не знаю. Шарада какая-то, — проговорила Долли, вставая. — Андрей, мне пора. Я пойду.
— Уже? — вскочил на ноги Андрей. — Долли, прости меня. Я, кажется, наговорил лишнего. Но поверь, лишь желание…
— Не надо говорить об этом, Андрей.
— Когда и где я снова увижу тебя?
— Если хочешь, сегодня же вечером в казино «Ритца». Я буду там после девяти.
— Долли, зачем ты посещаешь этот кабак?
— Ты же знаешь, что папу нельзя оставлять одного за картами, — вспыхнула девушка. — Он окончательно с ума сойдет. Прощай или… до свиданья, как ты хочешь.
Араканцев, закусив до крови губу, долго смотрел ей вслед. Когда гибкая фигура скрылась за зданием курзала, он опустил глаза и увидел… гагенбековский каталог. Он быстро поднял его и бросился было вслед за девушкой; потом остановился и, оглянувшись по сторонам, как вор, поспешно сунул каталог за пазуху и зашагал навстречу подходившей группе рабочих.
Гамилькар скучал. Развалившись на диване, с презрительным равнодушием глядел он, как втягивает мух электрический вентилятор. Маленький моторчик, скрытый за ширмами, двигал ленту конвейера, но с пустыми ковшами. Монотонная песня динамо, видимо, раздражала оранга. Он слез с дивана и встал на ноги, как человек. Теперь особенно бросались в глаза его широкие плечи, сутулая спина и руки в клочьях шерсти, спустившиеся ниже колен. Вперевалку, как чуть подвыпивший человек, прошел он за ширму и дернул на себя рубильник.
