— Удивляюсь, что вы не подумали захватить с собой немножко.
Она улыбнулась:
— Придется обходиться тем, что есть. Учитывая обстоятельства, полагаю, мы справляемся очень неплохо.
— Эти кости из крыльев не влезут. — Я кивнул на гибкие кости на концах передних конечностей существа.
Она скорчила гримасу:
— Знаю. Придется сломать их. Просто постарайтесь завернуть их получше.
Мы работали молча. Мне все-таки не нравилось находиться в лесу, я чувствовал, как он давит на меня. Воздух, по мере того как вставало солнце, становился все более плотным. Каждая косточка существа проходила через мои руки, и я удивлялся их легкости — они будто были заполнены гидрием и только и ждали, чтобы высвободиться из моих пальцев и взлететь. Легче воздуха. Я улыбнулся про себя.
— Изумительное создание, — продолжала бормотать Кейт, двигаясь вдоль скелета со своим восковым карандашом. — Изумительное. Я читала о птерозаврах, знаете, кто это такие?
— Нет.
— Крылатые ящеры. Так, по крайней мере, считают. Ящеры, которые вымерли восемь миллионов лет назад. Но с этим не все согласны. Может, это были вовсе и не рептилии. Может, млекопитающие или со временем развились в млекопитающих…
Я об этом не знал ничего, так что ничего и не сказал. Оно подавляло меня, все это знание, сокрытое в книгах, которые я не читал и, скорее всего, никогда не прочту. Я люблю книги, но они дорогие и тяжелые, а чтобы их читать, нужно время, которое нечасто у меня бывает. Кейт же, кажется, читала практически обо всем.
— Вообразите только, сколько разных животных должно было существовать, — говорила она. — Все те, что теперь вымерли. Не только динозавры, но и всякие другие, которые когда-либо летали, ползали, ходили или скакали по земле. Может, это один из них, тайно сумевший выжить. Вам нравится такая идея?
— Мне нравится, что он никогда не спускался на землю, — ответил я.
— Еще бы, — засмеялась она, потом взглянула на меня уже серьезно. — Рожденный в воздухе, прямо как вы. Я никогда об этом не думала.
— Я тоже.
— У вас с ним много общего.
— Я не такой костлявый, — ответил я.
Кейт вновь с упоением принялась метить кости. Я продолжал заворачивать их в ее нижнее белье.
— Когда я стану писать свои ученые статьи, — вновь заговорила Кейт, — я упомяну, что мы с вами вместе нашли эти кости и что вы помогали сохранить их.
— Благодарю, это очень великодушно с вашей стороны.
— Все по-честному, — заявила Кейт, — и, если вы когда-нибудь решите поступать в университет, это вам пригодится.
— Никогда в жизни не собирался поступать в университет.
— Нет? Хорошо, а чего вы тогда хотите?
— Я хочу летать на воздушных кораблях.
— Полагаю, вы уже вполне продвинулись на этом пути.
— На самом деле нет, — ответил я и рассказал ей все. Наверно, не надо было, но я рассказал, как ждал, что стану в конце рейса младшим матросом, и как Брюс Лунарди занял мое место благодаря своему паршивому папаше. А я по-прежнему должен вкалывать юнгой.
— Но это в самом деле ужасно несправедливо! — возмущенно заявила она. — Этот тип Лунарди нравится мне все меньше.
Я не мог не улыбнуться. Лучшей реакции я и желать не мог.
— Я напишу письмо, — решила Кейт, все еще сердито.
— Нет, пожалуйста, не надо, — попросил я.
— Ненавижу несправедливость, — проворчала она. — Вы тоже должны поступить в Воздушную Академию, когда станете постарше.
— Это не так-то просто.
— Почему?
— Это стоит денег, а у меня их немного. По правде говоря, их совсем нет.
— Там наверняка есть стипендии для перспективных студентов.
Я молча кивнул.
— Вы должны получить стипендию, — продолжала Кейт, одним махом решая все мои проблемы. — А после обучения вы сможете стать матросом, потом офицером, а там и капитаном. Будет ужасно досадно, если ваши явные таланты пропадут без пользы.
Мне не хотелось больше говорить об этом. Даже если я получу стипендию, в Академии учатся по меньшей мере два года — два года, когда я не смогу зарабатывать деньги и отсылать их маме и сестрам. Они рассчитывают на меня. Даже если бы Академия предложила мне место, я не смог бы принять его. Но почему-то я не решился сказать об этом Кейт. Мне было стыдно. Рядом с ней и всем ее богатством сама мысль о том, что ты беден, казалась постыдной. Невозможно. У нее самые добрые намерения, но сомневаюсь, чтобы она имела хоть малейшее представление о том, какова жизнь за пределами ее защищенного деньгами мирка.
Я взглянул на небо, прикинул, на сколько поднялось солнце, и вздохнул.
— Сейчас мы должны были бы подлетать к порту Сиднея, — сказал я.
Она повернулась ко мне:
— А что будет, когда мы не прилетим?
Похоже, она в первый раз подумала об этом. Я же с ужасом все время гнал эту мысль от себя. До сих пор мама, и Изабель, и Сильвия ничего не знали. Они не волновались. Теперь все изменится, если не сегодня же, то очень скоро. Я боялся, сможет ли мать пережить это, после того что случилось с отцом.
— Нас объявят пропавшими. Все решат, что мы упали в океан и затонули.
— Боже! — охнула она.
— Ваши родители сойдут с ума от беспокойства.
Она опять занялась скелетом.
— Что ж, во всяком случае, они устроят из этого неплохое шоу.
Я уставился ей в затылок, не уверенный, что правильно понял ее.
— Они обратятся ко всем важным особам, кого только знают, — продолжала Кейт, — и будут требовать информации, и ответов, и усиленных поисков.
— Ничего себе, — сказал я.
— М-м-м-м-м.
— У вас есть братья или сестры, которых больше любят? — спросил я. — Или вы одна у них на шее?
— Думаю, мои родители способны были вытерпеть только одного ребенка.
— Ну, вы довольно своенравная, — сказал я.
Она резко повернулась и уставилась на меня этими своими глазищами. Потом лицо ее смягчилось.
— Да, думаю, что так и есть. И тем не менее мне нравится, как это звучит. Правда, интригующе и захватывающе? Своенравная Кейт де Ври!
— Я начинаю сочувствовать вашим родителям, — заметил я.
— Не стоит, — отозвалась она. — Им не приходится особо терпеть мое своенравие. Есть мисс Симпкинс, а до нее было множество разных нянюшек. Как я теперь понимаю, ни одна долго не задерживалась. Моя мать ужасно занята, порхает в высшем свете, а отец руководит.
— Чем руководит?
— В основном деньгами других. Это поглощает большую часть его времени и энергии.
— А…
— О, с ними все в порядке, — продолжала она. — Они, полагаю, совершенно нормальные. Убийственно нормальные. Они не могли бы отпустить меня с дедушкой в путешествие на аэростате.
