– Вот, Карай, ты уже папашей стал. Веди себя солидно. Поздоровайся с сынком, ну-ка!
Щенок с растопыренными лапами, толстым хвостиком, висячими ушками и мутно-зелеными глазами, которые не могли уловить даже неторопливого движения пальца в воздухе, явно не понравился Караю. У щенка еще не было шерсти, один подшерсток, мягкий, как козий пух. Карай осторожно понюхал этот подшерсток и, сморщив нос, с отвращением чихнул.
– Не хочет видеть сыночка, – сказал Сисак. – Как бы не задрал. У них это бывает.
Но Андрей видел, что Карай, который никого и ничего на свете не боялся, просто-напросто боится этого беспомощного щенка. Пушистый комочек, попискивая, надвигался на него, подняв кверху толстый хвостик, а Карай, опасливо кося глазом сверху вниз, все отступал и пятился. Он попробовал зарычать, но это была всего только самооборона. Щенок подкатился к его передним лапам. Карай, взвизгнув, пустился наутек.
Сисак поднял щенка с земли. В этом маленьком существе все было еще неопределенно. Вот он вырастет, а какой будет масти – неизвестно. Подшерсток должен выпасть, и лишь после этого определится цвет его шкуры. Молочно-мутные глаза только через полтора – два месяца смогут приобрести ясное выражение. Все в будущем!
Андрей осторожно погладил щенка, потрепал двумя пальцами его тупую мордочку. Щенок зубками-булавочками захватил его палец и прикусил. Это было не больно, а приятно.
– Как назовешь? – спросил Андрей, легонько тыкая пальцем в тучное брюшко зверька.
– Видишь ли, – Сисак хитро прищурился, – надо, чтобы в имени были буквы и отца и матери. От Дианки возьмем «Ди», от Карая – «Кар» или «К». Кличка получится «Дик» или «Дикарь».
– Дикарь – это подойдет, – сказал Андрей, уже любуясь милым зверьком, который весело терзал его палец. – Правда, ты хороший песик, хороший песик…
С такими словами Андрей не раз обращался к Караю. Теперь, услышав знакомое обращение, Карай, сидевший под деревом, ревниво завыл.
Хотя Андрей воспитывал Карая со щенячьего возраста, он плохо помнил его детство. Ему казалось, что теперешний могучий Карай и тот кругленький и мягонький, как подушка на тахте, зверек, которого ему три с лишним года назад вручили во владение, – это две разные собаки. Помнилось только, что, передавая щенка, ему сказали: «Вот это будет твой Джульбарс. Расти и учи!» «Джульбарсами» капитан Миансаров называл всех щенков подвластного ему питомника до тех пор, пока они не совершали первых своих подвигов. Кличка была ироническая – так котят называют тиграми…
Карай перестал быть «Джульбарсом» в восьмимесячном возрасте. В питомнике производились тогда испытания молодых собак «на выстрел». Инструктор, одетый для безопасности в просмоленный брезентовый комбинезон, вызывал на площадку поочередно проводников с молодыми собаками. Он замахивался на проводника или толкал его – и после этого убегал в кустарниковые заросли. Собака рвалась на поводке, грозя отомстить за хозяина. Ух, какие все они были страшные в ту минуту! Но капитан Миансаров хорошо их знал: «На поводке да при хозяине они смелые. Посмотрим, что будет на деле». Когда инструктор отбегал шагов на тридцать, щенка пускали в погоню. В несколько прыжков щенок догонял врага. Инструктор приостанавливался и стрелял из пистолета в воздух или в землю. Это и было «испытание на выстрел» – одно из самых серьезных испытаний для будущей служебной собаки. Далеко не каждая из них его выдерживала. Были такие собаки, что всем хороши, а вот до зрелого возраста не могли отделаться от ужаса перед дулом пистолета, перед звуком выстрела. Таких беспощадно браковали.
Чего же требовать от щенков? Трое из них в тот день с визгом повернули обратно, растеряв весь свой боевой пыл. Проводники этих собак получили от капитана Миансарова крепкую нахлобучку – надо уметь вырабатывать мужество у щенка! Две другие молодые собаки, когда пришла их очередь, помедлили и все-таки вцепились в оскорбителя, но робко, с оглядкой, без того сокрушающего азарта, которым должен обладать серьезный боевой пес. Карай при выстреле только ушами прянул и с разлета, грозно рыча, прыгнул инструктору на плечи. Он свалил человека на землю, разодрал брезентовую куртку.
«Да уберите вы этого черта!» – кричал инструктор. А когда поднялся и стер кровь с лица, то сказал: «Это не собака, а золото!» – «Так зато мы и дали ее золотому парню!» – объявил капитан Миансаров и пожал Андрею руку.
Теперь, вспоминая об этом, Андрей с гордостью смотрел на Карая. Вон какой пес вырос! Лучший в питомнике. Даже Маузера обошел, а уж тот рекордсмен, медалист. Может, этот щенок Дикарь обойдет в будущем и Маузера и Карая. Лучшему конца нет…
На дорожке, ведущей к щенятнику, показался дежурный и с ходу закричал:
– Лейтенанта Витюгина к начальнику!
– Что там еще? – заворчал Андрей.
– Торопитесь! Капитан ждет!
Взяв Карая на поводок, Андрей пошел из щенятника. Я нес рядом плетеную корзинку, в которой спал сын Карая, предназначенный для Карлоса. Неподалеку от учебной площадки нас встретил другой посыльный:
– Скорее к начальнику!
– Да вот только собаку в вольер поставлю, – недовольно сказал Андрей.
– Приказано явиться вместе с собакой.
Это означало, что предстоит работа. Андрей ускорил шаги.
– Видишь, Костя, что получается, – сказал он. – А как хотелось поскорее доставить мальчишке щенка…
– Хочешь, я отвезу? Мне все равно надо туда ехать. К вечеру вернусь обратно и все тебе расскажу.
– Это уж будет не то. Мне самому охота… Да и мальчик будет разочарован… – Он сдвинул брови. – Но все-таки поезжай! И скажи Карлосу, что при первом случае я заеду и проинструктирую его, как надо со щенком обращаться. Пусть не перекармливает, не балует!
И он быстро пошел по дорожке.
Капитан Миансаров ждал Андрея в своем кабинете.
– Оружие при тебе? – коротко спросил он.
– Так точно! – Андрей сразу же подтянулся в ожидании предстоящего ему дела. – Разрешите, товарищ капитан, обратиться?
– Давай обращайся.
– Разрешите узнать: что случилось?
Капитан Миансаров посмотрел на Андрея, как бы еще раз оценивая стоявшего перед ним человека.
– Серьезная тебе предстоит работа, – сообщил он, прищурившись. – Надо взять опасного преступника… Мишка-Зверь убежал!
Человек с кличкой Мишка-Зверь, или Копченый, давно уже перестал быть человеком. Он утверждал, что не знает своего настоящего имени, не знает, где родился, кто его отец и кто мать. Он дожил до тридцати с лишним лет, называя себя, в зависимости от обстоятельств, то русским, то цыганом, то армянином. У него не было национальности, как не было имени.
