— Скажите, миссис Даринг, — официальным тоном заговорил Мастерс, — имеются ли у вас какие-нибудь подозрения в связи с убийством мистера Рагглса?
— Право, не знаю, все это так неожиданно, так ужасно… — прекрасные темные глаза хозяйки увлажнились, она слегка откинула голову, чтобы влага не пролилась слезами.
— Не было ли в его жизни каких-нибудь особых обстоятельств, дурных знакомств, врагов?..
— Он со мной никогда не делился, говорил, это не женское дело…
— Ну, знали вы, к примеру, где он работает, какое занимает место?
— Знала, конечно. На большом заводе, директором гаража…
— Так, так… А как велик был его заработок?
— Кажется, двести фунтов.
— В год?
— Нет, что вы, — хозяйка слабо улыбнулась, — в месяц, конечно.
— Простите, вы давно… живете вместе?
— Да вот уже восемь лет.
— И все эти годы он так же хорошо зарабатывал?
— Да-а, мы ни в чем не знали нужды. — Хозяйка чуть всхлипнула и приложила к глазам шелковый прозрачный платочек. — Он так всегда заботился обо мне, никогда ни в чем не отказывал… В прошлом году он на имя моей мамы положил тысячу фунтов. «Это для тебя, — сказал он мне, — на черный день…»
— А почему же не на ваше имя?
— Он считал, что так лучше, и не велел никому говорить об этом.
— Секрет?
— Чтобы не завидовали. Так он сказал…
— Выходит, вы доверили мне свою семейную тайну?
— Но вы из полиции, — с наивной серьезностью сказала хозяйка. — Зачем же я буду скрывать от вас? — Она снова улыбнулась, на этот раз чуть кокетливо: — Да вы и не станете завидовать…
— Я завидую чистоте вашей души, — серьезно сказал Мастерс.
Джерри удивленно поднял на шефа свои ясные, молодые глаза, затем опустил их, но стенографировать эту странную фразу не стал.
— Ну что вы, — с какой-то неопределенной интонацией отозвалась хозяйка и чуть покраснела, отчего смуглость ее лица приняла оттенок спелого персика.
«Ч-черт, до чего хороша, — подумал Мастерс. — Только вот не пойму: то ли она глупа, как кролик, то ли чиста, как альпийский снег?»
— А вы не задумывались: откуда у покойного мистера Рагглса такие большие деньги? Быть может, он имел наследственный капитал?
— Нет, он из бедной семьи, отец его был подметальщиком улиц. Он всегда с гордостью говорил, что сам создал себе положение. А денег у него было действительно много. Но ведь он получал на службе большие награды…
— Это за что же?
— За хорошую работу, — не без гордости за покойного сказала хозяйка. — На минувшее рождество он получил пятьсот фунтов, а недели две назад — еще…
— Так, так, понятно… Вы записываете, Джерри? — сердито спросил Мастерс, заметив, что юный стажер то и дело отрывается от протокола и пялит глаза на хозяйку. — Недели две назад — еще!
— Недели две назад — еще… — повторил Джерри. — Я записываю, сэр.
— Скажите, миссис Даринг, — Мастерс повернулся к хозяйке, — были у покойного друзья, знакомые, которые вас посещали?
— Почти никого, мы жили очень замкнуто, Джеймс не любил общество.
— А все же? Бывали у него сослуживцы?
— Нет, он всегда говорил: работа работой, а дом домом!
— А вы скучали без людей?
— Мы ходили с ним в кино, в театр, на спортивные состязания…
— А кем приходится вам Джон Даринг, миссис?
— О, Джон? — Ее лицо оживилось милой улыбкой. — Он мой кузен, сын брата моего покойного отца.
— Он бывал у вас в доме?
— Очень редко, он почему-то не любил Джеймса и заходил не чаще пяти-шести раз в год, чтобы проведать меня. Мы с ним дружили в детстве.
— А у вас нет на него подозрений?
— Как вы сказали?
— Ну, вы не думаете, что он мог быть причастен к убийству вашего мужа?
— Что вы! — поразилась хозяйка наивности Мастерса. — Он и мухи не обидит, он такой добрый…
— А вам известно, что этот добряк дважды был под судом? — спросил Мастерс.
— Я знаю, что его судили, но это было очень давно. — Лицо хозяйки словно накрыла тень. — Он очень любил меня тогда и сильно поколотил одного человека, который оскорбил меня. Ему дали тогда месяц тюрьмы…
— А во второй раз?
— Он познакомился в тюрьме с плохими людьми и, когда вышел оттуда, совершил кражу…
— Вот видите, шаг за шагом…
— Нет, нет, — горячо сказала хозяйка, — он хотел сделать мне дорогой подарок, для себя он никогда не пошел бы на кражу! А когда он вышел из тюрьмы, то дал мне слово, что станет честным…
— Хороша честность, — не без злорадства отозвался Мастерс. — Джон Даринг находится сейчас под арестом по подозрению в убийстве неких супругов Крайтон!
— Не может этого быть… никогда не поверю… — тихо, глубоким голосом сказала хозяйка. — Я убеждена, что это ошибка…
— Следствие покажет, — заключил Мастерс, вставая. — Простите, миссис Даринг, я должен произвести у вас в квартире обыск. Скажите, где держал покойный свои бумаги, записи, документы?
— У него не было ничего такого…
— Ну как же не было? — улыбнулся Мастерс. — Какие-то документы имеются у каждого уважающего себя человека!
— Право, не было. Разве только в бумажнике…
— Дайте сюда бумажник!
Хозяйка на минуту вышла и вернулась в слезах. Видимо, она несколько отвлеклась от своего горя, а сейчас, побывав в комнате, где лежал убитый, с новой силой ощутила понесенную утрату. Протянув Мастерсу бумажник, она закрыла глаза своим прозрачным платочком и отвернулась.
В бумажнике ничего существенного не оказалось: немного денег, фотография миссис Даринг, использованные билеты в театр. Диспетчер втайне от своей сожительницы вел, видимо, двойную жизнь и даже пропуск на территорию завода держал где-то в другом месте: ведь там черным по белому было сказано, что Джеймс Рагглс отнюдь не являлся директором гаража…
Что-то нашло вдруг на Мастерса при виде плачущей миссис Даринг, такой красивой, простодушной и беспомощной, и он отечески положил ей на голову свою руку.
— Вы что, очень любили его?
— Он был так добр ко мне… — сквозь слезы, с безотчетной уклончивостью чистой души прошептала хозяйка.
— А он любил вас?
— Ода!..
— Почему же он не женился на вас?
— Жена не давала ему развода, он ради меня разошелся с женой…
— А где проживает его жена?
Этот вопрос был задан уже совсем иным тоном, и хозяйка подняла на Мастерса почти сухие глаза.
— Она тогда же — восемь лет назад — вернулась в родной Бристоль, в дом родителей, но развода ему не давала… Он все годы посылал ей деньги, сто фунтов в год.
