— Должна была быть через две недели, — мрачно ответил Эдун. — Я — шафер, ты — почетный гость. В Луис уже съезжаются все Нванкво, которые только есть в Гвиании.
— Нда-а… — протянул Петр. — А тут… Как все неудачно!
— Или наоборот — удачно! — Эдун впервые за все утро улыбнулся. — Аджайи будет дураком, если поссорится с таким могущественным кланом. Да и генерал Дунгас знает, что в Гвиании кое-что не прощается.
Вдруг все зашумели, заскрипели стульями, оборачиваясь назад, к тюремным воротам. Оттуда легким, уверенным шагом шел Джеймс Аджайи, окруженный высшими тюремными чинами в парадных мундирах салатового цвета.
Советник Военного правительства даже приобрел нечто вроде выправки. Полувоенная форма делала его почти стройным, и Петр в который раз подивился, как умел меняться этот человек!
— Хэлло! — весело бросил советник журналистам и без всяких церемоний уселся за столик.
— Джентльмены, — начал он сразу же, и к нему потянулись со своими микрофонами радиожурналисты. — Не будем терять время. Прежде всего о Сэме Нванкво.
— Сразу перешел в наступление, — хмыкнул Эдун и толкнул Петра локтем. — Эта лиса что-то уже придумала.
— Вы знаете, в чем обвиняют нашего общего друга, — весело продолжал Аджайи. — И правительство не хочет, чтобы вы решили, будто с Сэмом кто-то желает свести счеты. Хотя (он опять весело улыбнулся) сделать это, может быть, и стоило!
Журналисты загудели, но Аджайи успокаивающе поднял руку:
— Есть только один человек, который может опознать… э… э… человека, проникшего в радиодом. Это диктор Крис Омо. И мы решили, что этот эксперимент будет проведен в вашем присутствии здесь, сейчас!
Он победно оглядел собравшихся, наслаждаясь наступившей вдруг мертвой тишиной. Да, это был ловкий ход, достойный Джеймса Аджайи!
— А если его не опознают? — вскочил с места Эдун. — Что тогда?
— Тогда… — Аджайи весело развел руки. — Тогда принц Нванкво будет немедленно освобожден, и через две недели мы придем к нему на свадьбу!
Все ахнули: одна сенсация следовала за другой!
— Итак…
Аджайи обернулся к стоящему за его спиной начальнику тюрьмы — пожилому майору с пышными седыми усами и бородкой-эспаньолкой.
— Давайте начнем…
Майор извлек из бокового кармана мундира тщательно выглаженный белоснежной платок и взмахнул им. Запахло дорогими мужскими духами, и Петру вдруг вспомнился Жак. Где-то он теперь? Кому продает свою парфюмерию?
Охранники привели Криса Омо, голова его была перевязана. Его, видимо, заранее проинструктировали, и он спокойно уселся в кресло, что стояло сбоку от столика. На журналистов Крис старался не смотреть.
И сразу же за ним появилось пять странных фигур — все в простых белых одеждах, в которых на улицах Луиса ходят каждые четыре мужчины из пяти, в широкополых шляпах и выпуклых зеленых очках, с густыми бородами. Они были разного роста и разной комплекции. Это было особенно заметно, когда их выстроили у серой стены, расчерченной белыми параллельными полосами.
— Прошу! — сухо кивнул начальник тюрьмы Крису Омо, и тот беспокойно заерзал в своем кресле.
— Того человека здесь нет, — глухо сказал он через минуту.
— Но вы говорили, что с него свалилась шляпа и очки? Аджайи пристально смотрел в лицо вдруг вспотевшего свидетеля. Тот молча кивнул.
— Снимите шляпы и очки! — приказал Аджайи охран никам.
И опять Крис принялся вглядываться в стоящих у стены На поляне стояла такая тишина, что было слышно его тяжелое дыхание.
— Нет, — наконец сказал он неуверенно. И повторил уже тверже: — Его здесь нет!
— Сэм Нванкво свободен! — торжественно объявил Аджайи и, обернувшись к людям в белом, широко улыбнулся: — Кончайте с маскарадом, Сэм!
Человек, стоявший самым крайним слева, шагнул вперед, сдирая фальшивую бороду. Он сорвал с себя белые тряпки — и оказался Сэмом Нванкво, таким, каким его привыкли видеть в Луисе: в расшитой деревенскими умельцами дорогой рубахе без воротничка и в легких теннисных брюках.
— А вот и я, джентльмены! — галантно поклонился он.
И сейчас же загремели отбрасываемые стулья: журналисты кинулись к нему, принялись обнимать, тискать, хлопать по спине.
Сэм с трудом выбрался из окружившей его толпы, почти подбежал к стоящему в одиночестве растерянному Крису Омо и протянул ему руку.
— Спасибо, брат. И извини, если я стукнул тебя слишком сильно! — возбужденно сказал он так, что слышали все: и Аджайи, и тюремное начальство.
Петр даже испугался за Сэма, но Аджайи сделал вид, будто ничего не слышал.
— Джентльмены, — стараясь перекричать шум, объявил он. — Мы хотим теперь познакомить вас с условиями, в которых содержатся…
6
Глава Военного правительства, когда Джеймс Аджайи доложил ему о невиновности Сэма Нванкво, облегченно вздохнул. Он был явно доволен тем, как обернулось дело с нападением на радиодом.
— Вы умный человек, Джеймс, — с уважением сказал он своему советнику, уверенно развалившемуся в кресле кабинета главы правительства.
Аджайи почтительно склонил голову.
— Я рад, что сумел доказать вам свою преданность, ваше превосходительство. И если позволите, я хотел бы просить вас…
Дунгас благодушно улыбнулся:
— Это ваша первая просьба, Джеймс, и я с удовольствием ее выполню.
Аджайи встал и подошел к столу, за которым сидел генерал, перегнулся через зеленое сукно, заваленное бумагами, и почти прошептал:
— Освободите майора Нначи!
— Что?
Дунгас отшатнулся.
— Но… после того как мы арестовали его за нарушение присяги, после того как я нарушил свое слово, данное ему и Даджуме, и все ради нашей страны, вы осмеливаетесь…
Генерал встал, заложил руки за спину, лицо его стало жестким:
— Вы забываетесь, мистер Аджайи!
— Это надо для Гвиании! И для того, чтобы все, что мы здесь подготовили (Аджайи сделал жест в сторону письменного стола), не осталось лишь на бумаге. Поверьте мне, ваше превосходительство! Его нужно освободить всего на один-два дня… Ну хотя бы на свадьбу Сэма Нванкво!
1
И вот наступил день свадьбы принца Нванкво.
Николаевы подъехали к дому Сэма около девяти часов вечера.
Странно было вдруг вырваться из темной и пустой аллеи парка, где расположились маленькие уютные домики служащих государственных корпораций, на залитую электрическим светом лужайку, полную людей.
Машины ставились в темноте поодаль — под деревьями манго, казавшимися мрачными, угрюмыми великанами, раскинувшими мощные руки над лужайкой.
Веселье было уже в самом разгаре. Гостей встречал небольшой оркестр барабанщиков с «говорящими барабанами»; по бокам инструментов были натянуты жилы, при помощи которых барабанщик мог менять тональность барабана, поэтому-то эти барабаны и назывались «говорящими».
