Петр слушал, полузакрыв глаза. Пестрая толпа крутилась перед ним, как медленная карусель. И вдруг… Петр даже чуть подался вперед: плотный крепыш с побитым оспою лицом в распахнутой черной куртке из тонкой кожи прошел мимо, почти задев столик, и скрылся в толпе. Петр узнал его — это был тот, напавший на майора Нначи на пляже. А потом… Потом Петр видел его в Каруне, в отеле «Сентрал»…
Не отдавая себе отчета в дальнейшем, Петр вскочил. Вера удивленно подняла на него взгляд:
— Что с тобою?
— Ничего… Просто… здесь душно!
Петр вышел из-за стола и решительно вошел в толпу, вытягивая шею и вертя головою во все стороны. Вот он! Рябой уходил к дальнему краю поляны. Петр оглянулся туда, где оставил Веру. Жак что-то говорил ей, вставая из-за стола, и она слушала улыбаясь.
Парень в черной куртке был уже на краю светового круга, обведеннего развешанными на ветвях гирляндами. Вот он сделал еще один шаг — и растворился в темноте.
Петр знал, что дом Сэма на самом краю парка Дикойи. Дальше начинались густые кусты, буйно зеленеющие между дренажными канавами, разрезавшими на ровные квадраты большое болото, вернее — заболоченный берег гнилой лагуны. Искать там кого-нибудь в темноте бессмысленно.
И сейчас же Петр увидел Нначи. Какой-то молодой человек в национальной одежде что-то говорил майору, и тот внимательно его слушал, согласно кивая. Нначи пожал руку молодого человека, быстро оглянулся и решительным шагом направился в темноту, туда, где минуту назад скрылся рябой.
Петр кинулся следом, энергично пробиваясь локтями сквозь толпу гостей. На него удивленно оглядывались, но он не обращал на это внимания: только бы успеть, только бы задержать Нначи! Лишь эта мысль владела сейчас всем его существом.
Петр нырнул в узкий коридор, прорезающий чащу кустов, вплотную подступающую к поляне, прислушался. Шаги Нначи звучали впереди, совсем рядом. Петр рванулся, побежал.
— Господин майор, подождите! — крикнул он, задыхаясь.
— Мистер Николаев?
Голос Нначи прозвучал из темноты совсем рядом, Петр почти налетел на майора, толкнул его, и они оба повалились на землю, вытянув вперед руки.
— Извините ме… — начал было Петр, помогая Нначи подняться из жидкой болотной грязи, покрывающей тропинку. И не договорил: впереди что-то негромко ухнуло, вспыхнул оранжевый венчик пламени, и майор, охнув, схватился за левое плечо, одновременно прыгая в сторону, в кусты. Почти в то же мгновение ночь разорвал короткий свист, оборванный хриплым стоном. Впереди что-то шмякнулось в грязь.
Петр бросился в темноту: метрах в трех впереди, уткнувшись лицом в землю, лежал человек в черной кожаной куртке. Нначи, подбежавший следом, щелкнул зажигалкой.
— Посветите! — он передал зажигалку Петру, опустился на колено, перевернул убитого…
— Ему пришлось хуже, чем мне, — медленно сказал он, показывая на кусок железного стержня, торчащего в горле рябого. — Беднягу уложили наповал…
— Но вы…
Петр хотел спросить, куда попал рябой, — пистолет с навинченным на ствол глушителем валялся в грязи рядом с убитым.
— Все в ту же руку. Зато легче будет лечить… Нначи скрипнул зубами, стараясь не выдать боли.
— А его чем?
— Европейская штучка — трубка, стальная пружина и стрела. Немногие в нашей стране знакомы с этим оружием!
Нначи положил здоровую руку на плечо Петру.
— Вы опять спасли мне жизнь, мистер Николаев. И опять заработаете на этом неприятности. Я вас очень прошу — возвращайтесь скорее к Сэму. Но не говорите о случившемся даже ему. Он хороший парень, но язык его страшнее пожара в саванне.
— А вы?
Петр медлил. Он не думал сейчас о себе, ему было страшно за Нначи.
— Обо мне не беспокойтесь, — поняв это, мягко сказал майор. Он помолчал и медленно продолжал: — А ведь мне сказали, что меня ждет у болота майор Даджума…
Когда несколько минут спустя Петр вернулся к столику, за которым Жак продолжал любезничать с Верой, он вдруг заметил, что француз сидит, спрятав ноги под стул. На одной из ножек стула была грязь — такая же, как на обуви Петра.
«Неужели же он не шутил, когда сказал, что появляется везде, где пахнет жареным? — подумал Петр. — Да, он отличный стрелок, хорошо ориентируется в темноте… И сейчас он спасал жизнь… Кому? Нначи.. или ему, Петру?»
Он внимательно посмотрел на Жака и, ничего не сказав, подсел к столику.
2
Генерал Дунгас тяжело вздохнул и аккуратно подписал документ в папке с толстым кожаным переплетом. Затем закрыл папку и усталым движением отодвинул ее от себя.
День только начинался, голова была тяжелой, ныл затылок.
Дунгас пошевелил пальцами ног, он был в полной форме, но в мягких домашних туфлях — мучила подагра.
В рабочем кабинете бывшего президента Гвиании, умершего три года назад, генерал чувствовал себя чужим — хотя провел здесь вот уже почти шесть месяцев. Чего бы только он не отдал, чтобы вырваться отсюда, забыть обо всех этих проблемах, так неожиданно свалившихся на его голову!
Взять хотя бы историю с нефтью. В Поречье вступали в строй одна скважина за другой. Англичане явно не хотели пускать в эти края конкурентов, но французские и итальянские компании тоже не собирались отказываться от лакомого кусочка, не говоря уже об американцах.
Военный губернатор Поречья подполковник Эбахон охотно принимал представителей нефтяных компаний, зачастивших в его края. Эбахон требовал пустить на нефтяные поля всех желающих. Пусть пока ведут разведку, начинают разработку, а там будет видно.
Генерал усмехнулся. В Поречье поговаривали, что губернатор лично заинтересован в делах американцев. Ну да бог с ним! В конце концов, англичане слишком уж зарываются.
Взгляд генерала остановился на кожаной папке: это было поважнее нефти — указ о введении новой административной системы.
Специальный комитет во главе с Аджайи работал над его проектом почти пять месяцев. И отныне в Гвиании не будет отдельных провинций с собственными парламентами и правительствами, министрами и министерствами. С сегодняшнего дня Гвиания — одна страна, одна нация.
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел секретарь генерала — лейтенант Эрахоро.
— Полковник Спифф явился, — доложил он.
— Пусть войдет, — кивнул генерал.
Спифф, новый начальник военной разведки, был родом из небольшого племени, живущего в центральной части Гвиании, и после переворота генерал назначил его на этот пост: по крайней мере, никто не мог хоть теперь обвинить генерала в том, что он покровительствует своим землякам из Поречья.
Да, генералу были чужды племенные симпатии. Сам он родился в Поречье, мать у него была северянка, да и прожил он большую часть своей жизни на Севере.
