Но любая дорога когда-нибудь заканчивается.
– Русские, – зло сказал водитель, как будто это ругательство какое было, наподобие «свинья», показывая на трёхцветный флаг, трепетавший над БТРом, что стоял возле дороги на обочине.
Очевидно, таксист полагал, что и у его пассажиров это слово должно вызвать такую же негативную реакцию. Проверяя это, он, чуть скосив голову, посмотрел на Комова, а потом – в зеркало заднего вида, чтобы ему стало видно и Игоря. Албанец даже улыбнулся оператору. Ему понравилось, с каким выражением на лице сидел Зубцов, вот только причину таксист не понял. Злость на лице оператора появилась вовсе не из-за слова «русские», а от того, с каким выражением произнёс его албанец. У Игоря руки чесались намылить ему шею, чтобы прежде думал, а потом говорил, но приходилось терпеть – ведь они были в стане врага.
«Скотина!» – злился Зубцов.
Миротворец с автоматом наперевес поднял руку, приказывая машине остановиться. Сергей боялся, что сейчас в машину заглянет тот парень, с которым они болтали в Слатине на блокпосте, и расплывётся в улыбке оттого, что снова встретил земляков. Тогда албанец поймёт, что никакие они не поляки. Вся маскировка пойдёт насмарку. Но лицо миротворца было незнакомым.
– Мы журналисты, – произнёс по-английски Комов заученную фразу, потом сделал небольшую паузу, и добавил: – Польские. Приехали город поснимать.
– Ясно, – сказал миротворец. – Но мы не сможем обеспечить вам охрану. Нас в город не пускают.
– Ничего страшного, – расплылся в улыбке Сергей, которому вся эта маскировка стояла поперек горла. – Мы сами управимся.
– Проезжайте, – разрешил миротворец, а для пущей убедительности махнул рукой, показывая, что путь открыт.
Албанцы, праздно лежащие на дороге, с приближением машины лихо вскочили со своих мест. Оказалось, что они для удобства подложили под себя матрасы, так что напрасно Сергей злорадно надеялся, что пикетчики заработают себе какое-нибудь простудное заболевание. Албанцы расступились, а когда автомобиль проехал, вновь заняли насиженные места. Машина подъехала к лагерю, как только она остановилась, её окружила толпа человек в пятьдесят.
Игорь вытащил камеру, водрузил её на штатив. Точно по команде албанцы начали представление, которое, видимо, уже много раз разыгрывали во время посещения лагеря другими съёмочными группами. Всё было так же хорошо отрепетировано, как во время чайной церемонии. Комов даже испугался, что, когда представление закончится, им представят счёт и попросят отдельно оплатить услуги статистов.
– Русские собаки! – выкрикнул на ломаном английском парень, одетый в пузырящиеся на коленках тренировочные штаны синего цвета с белой полоской. Ещё на нём была красная вылинявшая майка без рукавов – такие обычно надевают под рубашку, а на ногах – коричневые сандалии из кожзаменителя. – Русские собаки! Мы их не пустим к нам! Они сербам помогали!
Тут же из задних рядов вытолкали девчушку, которая стала рассказывать что-то рифмованное. Она была одета в сверкающую ослепительной белизной блузку и тёмно-коричневую юбку. В косички, смешно свисающие по сторонам, вплели белые банты. Казалось, что девочка выступает на школьном утреннике, а среди умилённых зрителей сидят её родители. Водитель стал переводить, это оказались стихи о доблестных солдатах из Армии освобождения Косова, которые, не жалея живота своего, боролись с оккупантами и убийцами, то есть с сербами, и вышвырнули их наконец с этой благодатной земли.
«Какая клюква, какая показуха! – думал Сергей. – Интересно, кто всё это оплачивает?»
Он не сомневался, что если задаст этот вопрос (в предельно мягкой форме, конечно), ему ответят, что все присутствующие пришли сюда по зову своих исстрадавшихся сердец.
Сперва у Комова холодок вдоль спины пробегал от страха (вдруг правда вылезет наружу!), но через несколько минут он успокоился. Удивительно, но документов от них никто не потребовал, поверили на слово. Главное, чтобы не принялись обыскивать, ведь помимо поддельных удостоверений у журналистов были с собой настоящие, да и деньги российские тоже. Не станешь же выдавать их за польские злотые, а Большой театр – за дворец, что стоит в самом центре Варшавы.
«Представляю, какой шум поднимется, если они узнают, откуда мы на самом деле приехали, – думал Сергей. – Закопают тут же в лагере…»
Толпа ходила следом за журналистами. Зачем? Чёрт бы их знал. Может, честно отрабатывали полученные деньги, а может, рассчитывали на дополнительный заработок.
В лагере было многолюдно. Готовили еду на кострах, албанцы сидели возле палаток, курили кальяны или трубки с длинным изогнутым мундштуком. Колоритнее всего выглядели мужчины пожилого возраста. Лица, изборождённые морщинами, задубевшая на свежем воздухе кожа, на головах фески. Они охотно позировали перед камерой, не требуя за это денег.
В центре лагеря горел огромный костер, албанцы встали вокруг него, взялись за руки и принялись танцевать, напевая какую-то жутковатую песню. Не хватало ещё, чтобы они вытащили из тайников оружие, которого наверняка здесь было в избытке, и пошли в атаку на миротворцев. Кадры, как их косит пулемёт БТРа, были бы превосходны…
– Сворачиваемся, – шепнул Комов Игорю. – Спасибо! – это он сказал уже водителю, улыбаясь «актёрам». – Нам надо уезжать.
– Поехали, – не стал спорить таксист.
Это слово словно было кодовым, едва оно прозвучало, представление закончилось.
– Для контраста нам надо с русскими пообщаться, – заявил таксисту Сергей.
Он намеренно не сказал: «С российскими миротворцами», знал, что такое словосочетание резанёт слух албанца не хуже, чем скрип несмазанных дверных петель.
– Зачем? – удивился таксист. – Разве вы недостаточно видели?
– Как «зачем»? – Комов сделал вид, что удивлён таким вопросом. – Я-то всё превосходно видел, теперь надо, чтобы увидели наши зрители. Вы не пускаете русских в свой город. Плакаты в руках албанцев мы сняли, теперь надо снять и тех, к кому эти плакаты обращены.
Его немного раздражало то, что он должен кому-то объяснять, что намеревается сделать, но ведь албанец не из праздного любопытства лез с расспросами. Сергей с удовольствием послал бы этого таксиста куда подальше, вот только возможность такая появится, когда они пересекут речку, разделяющую албанский и сербский сектора Косовска-Митровицы.
Таксист, судя по его физиономии, не понял большую часть сказанного, но сказал:
– Хорошо.
– Вы в машине оставайтесь, – сказал ему Комов. – Мы свою работу закончим и вернёмся.
Оглянувшись, Сергей увидел, что водитель смотрит им вслед. Он явно нервничал, как бандит, приставленный следить за Шараповым, когда тот купил билет в кинотеатр и на несколько минут освободился от слежки.
