Сейчас в нападение перешло северное крыло согласно заранее обдуманному замыслу, дав передышку главным силам. Бек Нети крепко держал под уздцы коня Каина, но, когда шумеры ответили дождем стрел, царь не смог устоять.
Внезапно он вновь ринулся вперед вместе с сотней воинов из главных сил, дабы нанести удар по шумерской армии. Прорыв удался – главным образом благодаря неожиданности нападения, совершенного против всяких правил, – потрясенные шумеры испугались.
Но тут, с некоторым запозданием, у бреши появился один из шумерских престолонаследников, сын Шум Эта.
Со своим войском он сумел подобраться к Каину, откуда никто не ожидал, поднял саблю и рубанул. Однако Каина не задел, зато ранил Бек Нети – клинок вспорол предплечье.
Каин мгновенно пришпорил коня, бросился на противника и одним ударом снес ему голову.
– Получай, дорогой шурин! – крикнул он с таким бешенством, что сам почувствовал, как подскочил в седле.
Но потом увидел Бек Нети, окровавленного, сползающего с коня. Его гнев смешался с ужасом.
– Если ты умрешь, я передушу их всех собственными руками, – сказал он, соскакивая на землю и падая на колени рядом с другом.
Любовь заполнила Каина, и буря в нем отбушевала. С неслыханным облегчением убедился он, что рана не смертельная. Клинок перерезал сухожилие, и кровь хлестала рекой. Однако ничто не угрожало жизни Бек Нети.
Каин поцеловал старого воина в лоб и прошептал:
– О Бог Адама, как же ты напугал меня, отец мой!
Бек Нети ответил улыбкой сквозь боль:
– А как ты пугал меня все это утро, сын мой?
Каин виновато улыбнулся, принимая укор. Потом он усадил Бек Нети на своего коня и стал медленно выбираться из круговерти боя в сторону стана, разбитого в стороне от поля битвы, даже не замечая, что из открытой раны на голову его льется кровь.
– Энки тебе вести главные силы! – крикнул он.
Когда воины Нода увидели своего царя с окровавленной головой, их охватил нечеловеческий гнев. Над степью пронесся вой тысяч глоток, и, словно одно огромное тело, бросились они на войско шумеров и уничтожили его. Вскоре, озирая поле сражения, усеянное грудами поверженных тел, ноды могли видеть, как остатки войска Шум Эта скрываются между холмами.
Промыв рану крепким вином, приложив к ней целебную траву и перевязав, Каин приказал перенести Бек Нети в свою личную палатку посреди лагеря.
Примчался Энки. Он толком ничего не знал, но слышал вой воинов, когда исчез Каин, а потом получил известие о том, что царя с окровавленной головой отвели к лекарям. Но Каин встретил его невредимый. Когда же Энки упал на колени перед раненым отцом, он услышал голос царя:
– Ничего опасного, он справится.
Долго молчал Энки, и немало прошло времени, прежде чем Каин понял, что тот молится и благодарит богов. Поднявшись с колен, Энки выглядел смущенным и буркнул:
– Помойся, и сразу к народу. Ходят слухи, что ты смертельно ранен в голову. Все сейчас же должны убедиться, что царь жив.
Каин кивнул, взял кувшин с водой, протянутый ему кем-то из воинов, и смыл кровь. Потом он быстро покинул палатку и вскочил, на коня. Через несколько минут он уже был среди своих уставших ратников, пожимая руку каждому.
Но глаза его наполнились печалью, когда он увидел, чего стоила победа: повсюду лежали мертвые, раздавались стоны и крики раненых.
Он так и не понял, как все произошло, но не прошло и полдня, как порядок был восстановлен, о погибших нодах позаботились, а тела врагов были собраны в кучи и сожжены.
И еда была предложена уставшим мужчинам, да и вино тоже, большие кувшины с вином. Когда Каин получил свою чашу и поднял ее за Бек Нети и Энки, находившихся в палатке, он произнес:
– Как вы предусмотрительны и заботливы… Но откуда взялась вся эта еда для тысяч людей?
– А как ты думаешь, чем мы занимались все эти годы? – ответил Энки.
– Да иначе и не было бы той битвы, в которой сам царь летел впереди войска через все поле, будто одержимый духом безумия, – добавил Бек Нети, и Каин, задумчиво глядя на него, удивлялся: неужели он действительно понимает, что говорит?
Но Энки встал на его защиту:
– Ты же прекрасно знаешь, отец, что битва была, считай, выиграна в тот миг, когда Каин убил царя шумеров.
Каин увидел, как Бек Нети кивнул: да, он это признает.
«Сегодня я испил радость убийства до дна», – подумал Каин и опустошил чашу.
– До заката мы должны сжечь город шумеров, – объявил он. – Не оставить камня на камне от дворца шумерских царей, все их государство должно исчезнуть с лица земли.
– Спасибо, царь мой, – поблагодарил его Энки и исчез отдавать приказы, при этом подумав: «Наконец-то!»
Но Бек Нети выглядел печальным, и Каин остался в палатке подле своего раненого военачальника, в то время как две тысячи мужчин из числа прибывших последними и менее всего уставших отправились в сторону Шума под руководством Энки, дабы сжечь этот город. Те же из шумеров, кто сдастся по доброй воле, могли покинуть город – таков был приказ Каина; и тысячи женщин, детей и стариков длинной вереницей двинулись в сторону Еноха, где возводились новые постройки и где могло отыскаться применение их труду.
– Они будут тайно лелеять мечты о мести, и потребуется приставить к ним немалую охрану, – вздохнул Бек Нети. – Война не проходит без последствий, а победа с годами может приносить и горькие плоды.
Каин кивнул – он понимал.
Солнце еще не слишком высоко взошло по небу, а известие о победе уже добралось до Нода; под громкие звуки рога вестник Каина влетел по башенной лестнице туда, где его ждали Натие, Нин и дети.
– Мы разбили их наголову, – сказал гонец. – Более двух тысяч шумеров пали на поле боя, остальные бежали. А сейчас по приказу царя мы направляемся в Шум, дабы сжечь этот город.
Ликование переполняло старую царицу, душа ее торжествовала: враг, всю жизнь угрожавший ей и ее стране, уничтожен!
Натие лишь спросила:
– А велики ли наши собственные потери?
– Едва ли восемьсот убитых и тысяча раненых, – ответил посланец. – Повозки с ранеными уже в пути, царь просит позаботиться о них.
– Об этом и просить не надо. Все уже готово.
Тем не менее она поднялась, чтобы отдать новые распоряжения. Возвратившись, она услышала рассказ вестника о том, что Бек Нети ранен. Натие побледнела, но он поспешил добавить:
– Только незначительно, нет оснований опасаться за его жизнь. Царь сам позаботился о его ране.
– А царь? – В голосе Натие слышалось напряжение.
– Ни царапины. Хотя было мгновение, когда мы за него испугались.
