Питомец Генки в стрельбе, как раз вёдший наблюдение, повёл плечами:
— В пределах видимости чисто… Но тени много, да ещё и ветерок. Может, они там толпами ползают.
— А птицы? — показал свои знания Генка. Никитка хмыкнул, а Серый стесняться не стал:
— Клир… Ген, птицам по фигу, кто перед ними — человек или кто.
Они взлетают и орут при любой опасности. Чаще всего — когда близко хищник… Так. Встали. Пошли. В чащу они вряд ли полезут, так что если и пойдёт кто в нашем секторе — то вдоль оврага…
… Но до вечера они так никого и не встретили, хотя дошли до границы зоны. Серого это ничуть не смутило — звено так же осторожно двинулось в обратный путь "другой дорогой", как сказал звеньевой, а около девяти остановилось на ночлег. В лесу уже почти совсем стемнело. Генка в походах привык, что на ночлег надо останавливаться за дватри часа до темноты. Тут было подругому просто потому, что лагеря никто разбивать не стал. Мальчишки быстро перекусили галетами с колбасным фаршем — по полбанки на брата, запили это кипятком с сахарозаменителем (воду вскипятили в неглубокой ямке на нескольких таблетках сухого горючего) и завалились спать в небольшом овражке, над которым переплетались ветки кустов, подстелив аккуратно нарубленный лапник — в положении, известном как «валет». Юрз учил Генку, как надо спать поволчьи — дветри минуты, потом проснуться на десяток секунд, прислушаться, оглядеться и снова спать дветри минуты. Но за день Генка сильно устал, если честно и так у него не получалось, хотя раз десять за ночь он просыпался от лесных звуков, какогото близкого топота, пыхтения, чьегото визга. И каждый раз чувствовал, что кто-то из ребят не спит.
Под утро стало холодно, в овражек пополз обычный здешний туман. Генка проснулся почти совсем, ему захотелось в туалет и, встав, он прошёл в конец овражка, к густющим кустам. Но даже штаны расстегнуть не успел…
… Метрах в пяти от него, за кустами, спали трое пацанов в маскхалатах — не «кикиморах», а зелёных с жёлтыми пятнами балахонистых комбинезонах, штанины которых были выпущены не на высокие берцы, а на мягкие сапоги. Еще один стоял подальше — кажется, делал то, зачем встал Генка. Двое на корточках сидели над картой, ели бутерброды и негромко переговаривались.
Генка дал задний ход, молясь, чтобы по закону подлости не хрустнула под ногой ветка.
Серый не спал и понял, что случилось, уже по виду Генки. Четверо против шестерых, из которых трое спят и никто не знает о противнике — это неплохой расклад. Генка предложил «похоронить» их гранатой. Серый замотал головой — как знать, где основные силы, и вообще — нужен «язык». Братья Бурцевы отправились к кустам. Никита полез на склон — оттуда была хорошо видна стоянка и он мог прицельно выбить из своего длинноствольного маркёра тех, кто попытается скрыться. Сергей и Генка поползли по склону вниз, чтобы атаковать с другого конца.
Незадачей оказалось то, что все шестеро уже были на ногах. Пока суд да дело — проснулись, голубчики… Двое попрежнему сидели вокруг карты, четверо стояли по периметру, глядя в разные стороны. Ясно было, что нападать на них в этот момент не имеет смысла — начнётся бой, пусть короткий, но бой, а рядом могут оказаться и основные силы. Пришлось ждать. И довольно долго — казачата не очень спешили, а ко всему ещё и разделились: двое после короткого разговора отправились куда-то в сторону, остальные — дальше в направлении села.
Серый немедленно решил перехватить ушедшую пару…
… Казачата в самом деле были непривычны к лесу. Нет, они двигались достаточно тихо и осторожно — с точки зрения подавляющего большинства своих сверстников. Но с точки зрения местных мальчишек, проводивших в лесу уймищу времени, и даже с точки зрения Генки — слишком шумно. Один был повыше и потоньше, белобрысый, с пышным, настоящим казачьим, чубом, второй коренастый и плотный, тёмнорусый. Этот, второй, был осторожней или просто пугливей, а вооружён — дорогим «автоматом» "Shocker" с 35сантиметровым «пулемётным» стволом.
Серый, Генка и Сверре шли следом за казачатами, а Бурый и Рэкс обогнали их и затаились у выхода на звериную тропку, оттянув на себя и удерживая в согнутом состоянии ствол молоденького деревца. Вполне естественно, что казачата, посовещавшись шёпотом, тоже выбрались на тропку и вознамерились облегчить себе жизнь, передвигаясь по ней.
Отпущенный ствол деревца ахнул белобрысого в грудь и сшиб с ног. В ту же секунду Серый прыгнул на его напарника и пустил в ход нож, а Генка и Никита скрутили не успевшего очухаться белобрысого. Всё заняло около двух секунд.
— В лесу раздавался топор дровосека,
— процитировал Серый, не без насмешки глядя на угрюмых «убитого» и "пленного":
— Он топором отгонял гомосека.
Кончились силы — упал дровосек.
Чёрное дело свершил гомосек…
Ну что, господа казаки? С кем вы, типа, торг ведёте и куда теперь плывёте? Ты, пленный, говори, а то в муравейник посадим.
Белобрысый мальчишка тяжело вздохнул и, рассматривая свои связанные руки, промолчал. Крепыш мрачно проворчал:
— Говори, чего теперь…
— Молчите, покойник, — добродушно посоветовал Генка. — Хотя совет хороший.
— Передовой дозор, — мальчишка кашлянул, прочищая горло.
Нас…
— Вас шесть человек, — прервал его Серый, — теперь четверо… Не есть хорошо туманить мозги ответами, не имеющими отношения к вопросу. По правилам пленных нельзя трогать. Но по правилам пленные должны отвечать. Или тебя побить?
— Сказал бы я вам… — белобрысый шмыгнул носом хмуро. — Лешие хреновы… Отряд полковника Злобы. Шестьдесят человек. Сейчас, наверное, спят ещё. Задачу честное слово не знаю.
— Ну вот это дело, — кивнул Серый. — Поведешь нас к этому полковнику.
— А может, вы меня расстреляете? — с надеждой спросил мальчишка.
— А потом расстреляем, — утешил его Серый. — А кто командует конкретно вашей группой?
— Серёжка Солодовничий.
— О как, тёзка… А он знает, что к чему?
— Знает…
— Тогда всё переигрываем, — решил Сергей и с искренним сожалением посмотрел на казачонка. — Ну, считай, что я тебя сам зарезал. Не больно — чик, и ты уже на небесах. Застрелить не мог, извини — шуметь не хочу… А, стоп. А в каком направлении основной отряд?
— А я мёртвый, — ехидно ответил белобрысый. — Поторопился ты меня зарезать. Вопросы?..
… Группу «тёзки» догнали около половины седьмого. Разлетелись, опасаясь потерять её — и едва не попались. Буквально в последний момент Сверре заметил двух неподвижно стоящих в папоротнике казачат, поводивших головами тудасюда, и плавно присел, а за ним — шедшие следом остальные. Казачата стояли довольно долго, потом перекинулись парой слов и пошли дальше. А на довольно приметной тропке, протоптанной ими, Никита тут же обнаотлично замаскированную растяжку, на одном конце которой была граната, а на другом — «сигналка», переделанная из петарды.
