за КПП Уазан было несколько утрированным. Когда мы въезжали через границу, с ливийской стороны пограничники выглядели довольно своеобразно. Это были по большей части суровые бородатые мужики, одетые в разномастную одежду а-ля милитари, в черных очках на половину лица. В руках у них были вездесущие автоматы Калашникова, а за их спинами стояло три или четыре грязных, пыльных «Тойоты» с установленными на них крупнокалиберными пулеметами. По мере нашего приближения пулеметы с сидящими в их люльках бородачами медленно поворачивались в нашу сторону, и мне казалось, что их дула направлены прямо на меня. Словами Петросяна можно сказать: «Незабываемые очучения!!!».
Один из «пограничников» вышел чуть вперед и требовательно поднял руку ладонью вперед. Я выключил передачу и плавно, накатом подкатил к нему. От направленных на нас пулеметов по спине бегали противные мурашки. «Пограничник» повернул ладонь левой руки к себе и начал двигать пальцем так, будто перелистывает расположенную на ладони книгу. При этом он не спускал с нас глаз, которые пронзительно смотрели на нас сквозь желтовато-коричневые стекла солнцезащитных очков. Мы подали документы, которые нам приготовили. Через мгновение он издал какой-то короткий гортанный звук, отдал обратно документы и махнул рукой. После его окрика пулеметы, установленные на «Тойотах» все с той же грозной неторопливостью отвернули в разные стороны, и от этого даже дышать стало легче.
На передке нашей машины, а также на дверях была наклеена голубая эмблема какой-то европейской благотворительно-правозащитной организации, с которой сотрудничала пославшая нас сюда «Церковь всех святых…». Мы с Жекой были европейцами, а не местными и не темнокожими… Все это вместе несколько облегчало наше положение. Дело в том, что ни повстанцы, ни каддафисты особо не желали портить свой внешнеполитический реноме на тот момент, и поэтому к людям с европейскими документами и эмблемой европейской международной организации на кабине они относились довольно сносно, можно даже сказать, с почтением. Правда, это вовсе не исключало того, что в любой момент какой-либо из бесчисленных «шоссейных патрулей» мог превратить нас в консервированные котлетки. Тут уж как везение, и насколько будут крепким нервы у наших визави.
Такие мобильные «блок-посты», как тот, что был у границы, встречались буквально через каждые несколько километров: они то появлялись на своих неизменных пыльных «Тойотах», то вновь куда-то исчезали. Некоторые из шальных махновцев пустыни без зазрения совести (да и без особого сопротивления с нашей стороны) заимствовали у нас ящики с чем-нибудь вкусненьким (например, с халяльной тушенкой или консервированными ананасами), так, что к нашей цели мы в первой же поездке недовезли ящиков десять провианта. Но в целом ситуация была куда более терпимой, чем можно было представить.
Попотеть от реального страха за все наши поездки по ливийской земле нам пришлось четыре раза. То есть, фактически, в каждой нашей поездке, потому как за все время нашего чуть более чем двухнедельного пребывания на чужбине мы пересекли КПП Уазан туда и обратно ровно десять раз: пять раз туда, и, еще раз возблагодарим Бога, пять раз назад.
Что же, остановлюсь поподробнее на каждом случае.
Первый случай с нами произошел во второй поездке. Километров десять за Налутом нас остановили местные «комманданте» от Переходного Совета. Попросили провезти двух своих бойцов за Гарьян, где их должны были встретить. Ну, то есть как, попросили… мы конечно могли отказаться, но очень не факт, что этот отказ не закончился бы для нас бездыханным лежанием за ближайшим барханом. Везти двух вооруженных до зубов мятежников через мобильные кордоны каддафистов? Удовольствие в высшей степени сомнительное: если их найдут, то никто уже не посмотрит на наши эмблемы и документы, и нас просто разделают на месте по законам военного времени.
Делать нечего, ребятушки-бородатушки борзенько выгрузили часть ящиков, запихнули своих товарищей в будку и заложили все обратно. Мы помолились и поматерились про себя, поехали. Дорога пустынная, гладкий, как зеркало асфальт: я жму на всю гашетку, за нами стелется пыльное курево. Даже успокоились немного. «Вот, было бы хорошо, если бы никого нам до самого Гарьяна не повстречалось!» – думал я. Только успел я так подумать: смотрю, из-за пригорка выруливает две «Тойоты», и на них, конечно – пара арабов и человек пять негров в зеленых, как знамя ислама, косынках. Здравствуйте, пожалуйста! Привет от полковника Каддафи…
Остановили они нас, придирчиво посмотрели документы, приказали открывать машину для досмотра. Мы стали зеленее, чем их косынки: сердце буквально выскакивает из груди. Даже когда в юности был безумно влюблен и шел на первое свидание, мое сердце было куда спокойнее, чем в тот драматический момент. Задние двери будки окрылись с громким скрипом, который показался мне оглушительным. Крепкий негр влез на подножку, начал внимательно все разглядывать. Потом указал на два ящика сверху, и два других чернокожих в мгновение ока их достали. Он еще секунд десять всматривался, принюхивался, но потом спрыгнул и показал, что можно закрывать. Ящики они забрали себе. Вполне нормальная ситуация. Когда я вновь влез в кабину и поставил ноги на педали, то мне показалось, что педалей не было. Ноги просто одеревенели.
Машина дернулась и заглохла. Я поворачиваю ключ – загорается лампочка – но стартер не желает крутить. Просто ни в какую. Оп-па, приехали! Видя эту картину, один из арабов начал суетится возле своей «Тойоты». Достали трос и подзывают меня к себе из кабины, улыбаются так, предлагая «сдернуть». Спасибо, конечно, ребята вы неплохие, но блин… как же я вас боюсь, учитывая то, что у меня в машине. Чувствую себя, словно деревянная кукла. Кое-как подцепили трос, поставил «Фиат» на нейтраль… «Тойота», шлифуя асфальт всеми четырьмя колесами, страгивает нас с места… Чуть разогнались, передача – толчок, и движок, зачихав, начинает дышать. Вылез из кабины, отсоединил трос, пролепетал местное: «Шэкэра, соллэ алля». Меня принялись хлопать по плечу, еще бы чуток, и бросились бы обниматься. А в это время в будке нашего «Фиата» нервничали двое мятежников, и более всего я боялся, что они воспримут крики каддафистов как то, что мы их выдали, и отколят какой-нибудь фортель в стиле «мучеников за веру». Вариантов у сидящих среди ящиков было масса: от безумной атаки до самоубийства с помощью гранат. А, откровенно говоря, меньше всего мне хотелось становится мучеником за их революцию.
Но, мы выбрались оттуда! Йес! Тихим сапом выехали наконец и сгрузили наших смуглокожих «тарасов бульб» возле Гарьяна. Тогда на этом наши приключения не закончились, но об этом чуть позже.
В четвертой поездке ситуация была целиком противоположная. Теперь нам пришлось тем же способом провозить чернокожего
