Надо отвлечься. Где-то среди книг я видела «Canzoniere». Лучшее утешение ревности — погружение в нее под светло-грустно-ироничные сонеты о неразделенной любви. Я прихватила маленький томик и улеглась на кровать.
Через час пришли девочки, они маялись от безделья.
— Что читаешь? — спросила Валя.
— Петрарку, — ответила я.
— Почитай вслух, — попросила Оля, и они расположились рядом со мной на широкой кровати.
Я озвучила подстрочник пятнадцатого сонета.
— Это же должны быть стихи? — недоверчиво спросила Валя.
— Я тебе перевожу с итальянского, — объяснила я. — Делать литературный перевод мне слабо, уж извини.
— Ты знаешь итальянский?! — хором удивились они.
— И не только, — ответила я и прикусила язык. Они могут решить, что я выпендриваюсь. Так, надо срочно исправлять ситуацию. Я отложила книгу: — Давайте, научу понимать письменную иностранную речь, вдруг пригодится!
Девочки растерянно кивнули, а я слезла с кровати, вручила каждой по книжке и начала:
— Всматривайтесь в текст. Сначала охватывайте взглядом всю страницу, потом суживайте воспринимаемое поле до абзаца, потом — до строки, а потом концентрируйтесь на отдельном слове. Не читайте, просто вглядывайтесь. Слова не просто так нанесены на бумагу, за каждым стоит образ того, что оно означает, очень прочный образ, закреплявшийся веками. Потом многие слова станут вам знакомы, и их значение будет всплывать в памяти само собой, дело пойдет быстрее, и вы сможете сами составлять фразы. Знать, как каждое слово произносится, не нужно, устная речь — это совсем другое.
Девочки старательно таращились в свои книжки. Постепенно их лица светлели, и первой радостно завопила Валя:
— У меня получается!
— У меня тоже, — дрожащим от волнения голосом сообщила Оля.
Потом оказалось, что обе осваивали французский.
В конце дня Оля спросила:
— Аська, а есть что-нибудь, что ты не умеешь?
— Конечно! — с непонятной им радостью откликнулась я. — Очень много! Например, я абсолютно тупа в музыке и рисовании: воспринимаю только обертона и не могу никакое изображение перенести на плоскость.
Валя вздохнула с выразительным облегчением:
— Ну, слава Богу! Ты нормальная! Хотя, с другой стороны, иметь подругу-вундеркинда я бы не отказалась.
— Быть во всем первой невозможно, — нервно заметила Оля.
— Как? А Герман? — возразила Валя.
Опять!
— Он, кстати, и на гитаре играет, и рисует хорошо, — продолжала она.
— Может, поужинаем? — перебила я.
— Да! — с загадочным видом поддержала меня Оля. — Предлагаю перейти на порционную готовку, а то мы все никак не врубимся, что больше не нужно готовить ведрами и тазами. На кухне в шкафу есть кокотницы!
И мы закатили изысканный пир: сначала весело готовили, а потом радостно ели.
Ночью мне в голову влезли стихи явно не из Петрарки:
Знаешь, скоро случится рассвет,
Мрак уйдет, ярким светом гонимый.
А пока, в тишине, спи, любимый,
Спи, любимый, меня рядом нет.
В океана прозрачную воду
Я вошла и забыла о времени -
Так все женщины в моем племени
Меняют любовь на свободу…
Мысленно перебирая «времени — племени», я проснулась и на всякий случай записала стишок на форзаце «Canzoniere».
На балконе зала Оля задумчиво пила чай и рассматривала драконов.
— Вот ведь хитрые скотинки, — сказала она, когда я встала рядом. — Пасутся ночами, а днем спят во рву по очереди. Так никто и не узнает, что на Острове завелась неуставная живность… Ну хоть полетали бы днем над фортом, что ли! Трусы!
Красноглазый дракон, следящий за нами снизу, ухмыльнулся.
— Они что, все понимают? — удивилась Оля.
— Наверное, не все, — предположила я, — а только то, что им важно.
Подошла Валя.
— Надо что-то делать, — сказала она, впрочем, без особой заинтересованности. — Может, какой-нибудь флаг поднимем?
— Ты флагшток не предусмотрела, — ответила я.
— Ну, огонь в самой высокой башне зажжем? Там, вроде, удобно.
Кажется, затея безобидная.
— Ладно, ночью займемся, — пообещала я. — Надо проверить, как у нас с запасом дров, а не то придется потом питаться всухомятку…
Оля поморщилась.
— Плохая мысль! Никто этот костер из-за леса не увидит! Мы в такой части острова, которую никто не посещает!
— Ну, хоть какой-то шанс, — вздохнула Валя. — А то я уже начинаю привыкать к такой жизни. Еще немного, и пущу корни.
Девочки взяли по книге и погрузились в иностранные языки. Я полезла на башню.
Действительно, в смысле обзора место Валя выбрала не очень удачно. Удачно — чтобы затеряться. Здесь самая низкая часть Острова, и дальше от берега начинается подъем, не очень большой, но лес на горе закрывает даже вершину этой башни. Отсюда видно только еловые лапы, да птичьи гнезда на ветвях, а в другую сторону — океан, спокойный и огромный. Мне отчаянно захотелось в него.
Окунусь, и вдохну его свежести,
Стану каплей — соленой и синей…
Я ощутила чей-то назойливый взгляд. Снизу, далеко вытянув шею и ловя каждое мое движение, на меня смотрел дракон. Он сжался в комок, готовый в любую секунду выстрелить свое тело рептилии в воздух. Неужели он боится, что я попытаюсь улететь? Хотя, с точки зрения дракона, это не такая уж абсурдная мысль. «Я не умею летать», — прошептала я, глядя ему в глаза. Он моргнул, отвел глаза и улегся обратно в ров.
Я снова погрузилась в созерцание океана. Как он близко… и как недоступен! Это несправедливо. Там везде — и в океане, и в лесу, и за лесом — жизнь, там что-то творится, но поток времени уже обходит стороной этот заколдованный берег, здесь все замерло. Здесь больше ничего не произойдет. Все, кто имеет значение, остались там: и Олин Володя, и Валин Коля, и…
Но пред тем, как исчезнуть в пучине,
О тебе вспомню вдруг… с нежностью.
Я не могу находиться в замке, мне его мало. Валя права: еще немного, и дни сольются в один, мы просто потеряем им счет. Что же делать? Никто нас не ищет, да мы и не хотим, чтобы нас нашли в таком дурацком положении. Или уже хотим? Не ради того, чтобы за нас сражались и доказали тем самым нашу значимость, а честно ради того, чтобы вырваться из этой временной петли.
Наверное, нормальная девчонка сейчас бы от души поревела, но мне даже это не дано.
Я вернулась к девочкам.
Они уже отложили свои книги и занимались плетением чего-то из длинных тонких веревок.
