Кален был счастлив. Он не преступил законов мабогийской этики. Он ведь мог оставить в чужом корабле тетнитовую бомбу, вывести из строя двигатели. Но он ничего этого не сделал.
Он только соорудил несколько бесхитростных устройств для поддержания собственной жизни.
Кален проверил приборы и обнаружил, что они в идеальном порядке. Он включил батареи и стал ждать, пока отсек наполнится антигравитационной жидкостью.
Витор первым подбежал к люку. Он бросился внутрь, но тут же отлетел назад.
— Что случилось? — спросил подоспевший Барнетт.
— Меня что-то ударило!
Они осторожно заглянули внутрь.
Хитроумно переплетенные провода тянулись от батарей к стенам. Дотронься Витор до корпуса корабля, он был бы неминуемо убит мощным электрическим разрядом.
Они замкнули смертоносную систему и вошли.
Внутри корабля царил полный хаос. Пол был загроможден беспорядочно разбросанными предметами. В углу валялся согнутый вдвое стальной прут. В довершение разгрома разлитая в нескольких местах кислота совершенно разъела обветшавший корпус «Индевера».
В заднем отсеке их подстерегала новая ловушка. Тяжелая дверь была с дьявольским коварством соединена с небольшим стартером. Одно неосторожное движение, и от человека, попытавшегося войти, осталось бы мокрое место.
Были еще и другие устройства, о предназначении которых никто не мог догадаться.
— Можем мы все это исправить? — спросил Барнетт.
Эйджи пожал плечами:
— Почти все наши инструменты остались на «Индевере-2». За год мы, вероятно, сможем кое-что подлатать, но я не гарантирую, что корпус выдержит.
Они вышли наружу.
«Индевер-2» взмыл вверх.
— Что за мерзавец! — в сердцах выругался Барнетт.
— Трудно предугадать, на что способен инопланетянин, — философски рассудил Эйджи.
Перевел с английского А. САНИН
Жан-Луи КЮРТИС
ИДЕИ НА ПРОДАЖУ
Здание вибрировало от треска сотен пишущих машинок, от телевидеофонных звонков — требовательных призывов, несущихся из мира, лишенного идей, новизны, выдумки, — из мира, до отчаяния скучного и бесплодного, обреченного без конца пережевывать одни и те же давным-давно приевшиеся сюжеты и темы. Оскудевший мир непрерывно трезвонил в ПИЦ — Парижский идеогенный центр, и телефон Е-9999 был всегда занят.
Этим предприятием, в одно и то же время филантропическим и коммерческим, руководил знаменитый Филипп Меркадье — гений, рожденный на исходе двадцатого века. Это он вдохнул новую жизнь в Театр Бульваров, в Черную серию, в Розовую библиотеку. Единственный человек во Франции, да что там — во всем мире, продающий идеи!
Звонки были словно призывы потерпевших крушение: пишущие машинки стрекотали наперебой; агенты — молодые люди обоего пола, отыскивающие новые идеи, вбегали и выбегали, растрепанные, все время спешащие, мелькая как метеориты. Хозяин рассылал их по столице, по всей стране, и они неустанно выслеживали добычу, гонялись за нею, как охотничьи собаки, чтобы по зову босса явиться и выложить найденное. Весь небоскреб вибрировал, словно живое существо, содрогаясь как в спазме всякий раз, когда с пылу горячая идея падала на стол босса.
Он на самом верхнем этаже, в своем огромном кабинете со звуконепроницаемыми стенами, отделанными плексигласом, со скрытым освещением, стандартными телевидеофоном и диктофоном, автоматизированной кареткой, электронными графиками и диаграммами. Ноги его закинуты на письменный стол из синтетического малахита — функциональная мебель, которую нажатие кнопки превращает то в пневматический диван, содействующий расслаблению мускулов, то в прибор для генетических излучений, повышающих жизнедеятельность организма. Вот он, плотный, крепко сбитый, уверенный в себе, — настоящий хозяин, босс, суперимпресарио. Его простецкий вид умиляет подчиненных: без пиджака, воротничок рубашки расстегнут, галстук развязан, черная прядь падает на глаз, в углу рта торчит сигарета — свой парень, да и только! Вот он, шумный, громогласный, фамильярный, великий специалист по интеллектуальным контактам, всемогущий заправила всей духовной жизни Парижа, божок кинопродюсеров, директоров театров, составителей радиопрограмм, издателей, словом, человек, продающий идеи. Ему пятьдесят лет, у него три собственных вертолета, пять любовниц, десять орденов; он председатель двух административных советов, личность во всех отношениях выдающаяся, пользующаяся широкой известностью.
Что он сейчас делает? Разумеется, одновременно многое: разговаривает по телевидеофону с двумя собеседниками сразу, диктует машинистке, отдает приказания, что-то записывает, что-то сортирует… Какая производительность труда! Какой коэффициент полезного действия! Какие организационные способности! Поразительный человек! Если цивилизация до сих пор существует, то лишь благодаря таким умам.
— Пришлите ко мне агентов седьмого, двенадцатого и тридцать первого! — рычит он, нажав кнопку.
Он нажимает другую кнопку; начинает светиться молочно-белый экран, на котором четко проступает мужская голова.
— Эй, Фернан! — громыхает босс. — У меня есть идея для твоей ультрафиолетовой эротико-спиритической серии!
— Не врешь? — Фернан расплывается в довольной улыбке.
— Дружище! Присылай чек, и я пришлю идею.
Улыбка Фернана тает.
— Сколько?
— Два миллиона. Чуть не даром!
Лицо Фернана как у человека, которого режут.
— Дорого, Филипп. Миллион двести, и ни одного су больше.
— Два миллиона, — непреклонно повторяет Меркадье. — Если ты не согласен, я продам ее Альбину-Мишелю.
Гримаса страха искажает черты Фернана.
— Не делай этого, Филипп! Ты не можешь нанести мне такой удар! Во имя нашей дружбы…
— На… мне на нашу дружбу! — спокойно говорит босс. — Пришли чек на два миллиона, и я тотчас же пришлю идею.
— Ты сдираешь с меня шкуру, Филипп!
— Ты к этому привык, голубчик. Ультрафиолетовой серии обеспечен успех. Будешь грести денежки лопатой.
Фернан вздыхает.
— О'кэй. Ну и скотина же ты!
— Не пообедать ли нам вместе? — спрашивает Меркадье с обезоруживающей ласковостью. — Мы уже давно не виделись… В ближайший понедельник, у Беркли, в восемь вечера, ладно? До свиданья!
Молочно-белый экран гаснет, зажигается другой. На нем помятая физиономия человека с робким взглядом. От голоса босса веет холодом айсберга:
— Перрюке, я продал вашу идею Фернану. Завтра утром получите чек на восемьдесят пять тысяч.
