— А я что? Я ничего. Мое дело маленькое. Соберу все, сложу в телегу, ночью вывезу за околицу, там и оставлю.
— С телегой и лошадью?
— Не-е, лошадь я выпрягаю.
— А дальше?
— А дальше что? Следующей ночью забираю телегу.
— И больше ты, конечно, ничего не знаешь... — вкрадчиво предположил Хамит.
— Ничего! — радостно согласился Григорий Парфенович.
— Тебе же платят, собака! Тебе дают деньги! Кто?
— Ну, он и приносит.
— Кто он?
— Алимжан. Который возит туда.
Успокоительно скрипела телега. Миролюбиво помахивала хвостом лошадь, влекущая эту телегу в ночи, дружески всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо. Звезды небесные были над ним. Они сияли, они переливались, они играли.
— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне, запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим. Но и деньгами соблазнили, не скрою. Хорошо для них сделаешь, хорошо и заплатят.
— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит.
Алимжан обернулся, улыбнулся:
— Вот я и говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?
— Лучше — жить по-человечески.
— А как по-человечески?
— Детей растить, землю украшать, работать.
— Скучно! — беззаботно возразил Алимжан.
Буйно набегал рассвет. Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога стала заметно опускаться. Уходистей бежала лошадь, бодрее визжали колеса. Мутным обликом увиделся тугай.
— Подъезжаем, — сказал посерьезневший Алимжан.
Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.
— Вот сюда и выгружаю, — кивнул на яму Алимжан.
— Выгружай, — приказал Хамит.
Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.
— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и с надеждой посмотрел на Хамита.
— Они скоро приедут?
— Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! — восхитился бандитами Алимжан.
— Для начала мне один и нужен.
— А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? — попросился домой Алимжан.
— Сейчас. У тебя веревка есть?
— Есть. Как же в дороге без веревки?
— Давай сюда.
Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту изрядный моток. Тот деловито попробовал веревку на разрыв, удовлетворился ее крепостью и приказал.
— Ложись.
— Зачем? — разочарованно задал вопрос Алимжан.
— Вязать буду.
Алимжан покорно лег. Связав ему ноги, Хамит поинтересовался:
— Откуда он появляется?
Алимжан хотел показать рукой, но Хамит перехватил ее и, связывая с другой, посоветовал:
— Словами.
— Справа. Он открытых мест боится. Так и скачет вдоль опушки.
— Все сказал?
— Все, — с чувством исполненного долга отрапортовал Алимжан.
Тогда Хамит достал из кармана гимнастерки заранее подготовленный кляп, умело, предварительно зажав Алимжанов нос, воткнул кляп в широко распахнутый рот, перевязал рот тряпкой (чтобы кляп не выплюнул) и — спеленутого и тихого — осторожно отнес к телеге, уложил бережно, как младенца.
Оставив в кустах своего коня, Хамит, таясь, выполз на опушку... Направо, извиваясь, уходил вал густого кустарника. По-солдатски основательно приготовил Хамит себе удобное на все случаи жизни местечко. Устроился и стал ждать.
По степной сноровке он увидел всадника, когда тот был точкой у горизонта. Точка надвигалась, обретая привычные черты наездника на коне. Всадник, как и сказал Алимжан, скакал вдоль опушки. Он стремительно приближался. Хамит расслабился на миг, на секунду прикрыл глаза.
Но вдруг всадник, видимо, заметив что-то непривычно опасное, начал, делая широкую дугу, уходить в степь. Взрычав от ярости, Хамит кинулся в кусты, к коню. Когда он верхом выскочил на открытое место, всадник был далеко: завершая полукруг, он приближался к зарослям.
— Выручай, горбоносый, — попросил коня Хамит и помчался.
Не дать бандиту уйти в заросли — такова была его главная задача, и он несся вдоль опушки, стремясь перерезать ему путь. Конь Хамита был сильнее и свежее, и поэтому вскоре оба всадника оказались в параллели. Резко поворачивая головы, они сначала пытались рассмотреть друг друга, но бешеная скачка требовала всего внимания. Потом их занимало только одно: бег коня. Постепенно Хамит стал оттеснять бандита в степь. Поняв это, бандит вытащил из-под ремня расчехленный маузер. Приходилось перестраиваться, и Хамит ушел в кильватер.
— Стой! — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
Обернувшись, бандит выстрелил, не целясь.
— Не попадешь! — прокричал Хамит.
Бандит палил без перерыва. Отстав, Хамит ожидал, когда иссякнет маузеровский магазин. Маузер замолк, и тогда Хамит резко осадил коня, скинул с плеча карабин.
Бандит был уже у кустов. Хамит выстрелил. Конь бандита пал на колени, а сам бандит, сделав кульбит через лошадиную шею, распластался на земле. Хамит подъехал. Кряжистый русский парень лежал без сознания. Хамит спешился и, не выпуская карабина из рук, наклонился.
Хлестким ударом ноги бандит выбил карабин из рук Хамита, вскочил и тут же нырнул вниз, пытаясь захватить ноги противника, но Хамит уже кинулся на него, стремясь схватить правую руку.
На мгновенье оба потеряли ориентировку, но тут же нашли друг друга и, обнявшись, сцепились, покатились. Стеная жалобно и по-звериному рыча, они слились в единое целое, которое было отвратительно в своей противоестественной злобе.
Изловчившись, Хамит ударил бандита коленом в пах. Бандит осел, и Хамит, развернув его лицом вниз, начал заламывать правую руку, резко ведя ее по спине к затылку. Бандит вскрикнул и ткнулся головой в траву.
— Не надо так. Ему больно, — сказали сверху.
Ничего не понимая, Хамит поднял голову и огляделся.
Плотным кольцом стояли всадники. Их было много, человек двадцать. Все смотрели на него и улыбались презрительно. Скалил зубы Ахмет, хихикал Григорий Парфенович, весело смеялся Алимжан. Хамит встал, а пришедший в себя бандит сел в траве и сказал жалобно:
— Он коня погубил, он мне руки крутил жестоко! Дай ему по морде, Кудре!
Вот он, Кудре! Хамит нашел его глазами и догадался, что это Кудре, потому что тот был единственным, кто не улыбался. Кудре соскочил с коня, и следом за ним спешились еще несколько человек. Кудре рассматривал Хамита.
