— Ну, и что теперь? — отрывисто спросил Бунцев. — Нам же на запад, к Телкину!..
Кротова открыто стояла посреди пустынного шоссе, поправляла унты. Разогнула спину.
— Вы не охотник, товарищ капитан?
— При чем тут охота?
— Утку, знаете, как стреляют?
— Лекцию читаешь?
— На перелете ее стреляют, — сказала радистка. — Она с кормежки на дневку всегда одним прямым путем летит. Здесь ее и колотят.
Это была вторая простая истина, но Бунцев не захотел принять ее.
— Так, — сказал он. — Утка, значит, прямиком летит… А кто петляет, ты знаешь?
— Заяц петляет, — невозмутимо ответила Кротова. — И если хорошо петляет — гончие лапы собьют, пока разыщут, товарищ капитан.
Бунцев еще не перешагнул кювет.
— Все равно, — сказал он. — Все равно. Не дождутся, гады, чтобы я от них по кустам и канавам хоронился. Пусть приходят. Шесть пуль — им, седьмую — себе.
— Нет! Шесть пуль им — мало! — жестко пояснила Кротова, — Больше можно. — И напомнила: — Надо идти, товарищ капитан.
…Сумрак медленно, нехотя отступал, и, продолжая идти в нескольких шагах за Кротовой, Бунцев Еидел уже не только движущееся живое пятно, а различал шлем радистки, линию мехового воротника, покатые плечи, короткие, неестественно толстые в унтах ноги.
Шоссе по-прежнему вело в безлюдную серую мглу, но глаз уже угадывал, где асфальт натыкается на щебенку обочин, а бурая пашня — на травянистые откосы кюветов.
Бунцев оглядывался, напрягал слух: в неясных звуках этой выморочной поры ему чудились звуки погони. И хотя радистка теперь удалялась от города, ее спокойствие Бунцева тревожило.
— Смотри, рассветет скоро! — предупредил Бунцев.
— Ничего. Нам бы проселок найти, — не останавливаясь, ответила Кротова. — Свернем на проселок — разберемся…
— Рассветет — поздно разбираться будет, — сказал Бунцев.
Проселок попался шагов через пятьсот. Бунцев и Кротова свернули, около получаса шли на юго-запад, натолкнулись на тропу и пошли тропой.
Небо посветлело. Ночной бесцветный мир обретал первые краски. Прибитая тропа серела среди поля — бурого поблизости и по-прежнему черного вдали. Белесыми вихрами торчали рядом с тропой кустики полыни. Показалась стена неубранной кукурузы. Она уже не была сплошной: глаз различал отдельные стебли, листья, обломанные верхушки растений.
Зарево пожара над станцией Наддетьхаза потускнело. Стало видно: в небо поднимаются клубы дыма.
Кротова приглядывалась к окрестности. Остановилась.
— Придется там, — кивнула она в сторону кукурузы. — Очень светло…
— Сворачиваем?
— Надо найти межу. На меже следы незаметней.
Они пробирались межой, пока кукуруза не поредела, пока не открылось новое поле, а за этим новым полем, в километре от летчиков, — темнеющие среди деревьев крыши хутора.
Кротова повернула обратно. Летчики петляли по кукурузе, раздвигая толстые стебли, ступая по оборванным, побелевшим листьям. Кое-где под ногой хрустели обглоданные початки.
Бунцев молчал. Он понимал: радистка «путает след». Что ж? Может, это выручит. Конечно, если немцы всерьез станут искать, то…
Кукуруза опять поредела. Бунцев узнал за стеблями то самое поле, ту самую тропу, с которой они свернули.
Радистка уже расстегнула куртку, бросила наземь кусок парашютного полотна, опустилась на него.
— Здесь, — сказала радистка. — Если по следу пойдут, мы их первые заметим.
И, вытащив пистолет, положила рядом с собой.
1
Вернувшись к себе после осмотра места падения русского самолета, начальник разведывательного отдела армии майор Вольф приказал денщику подать горячей воды и приготовить свежий мундир. Майор долго и тщательно мылся, смывая гарь и сажу. Горячая вода, хрустящее белье, отглаженный китель мало-помалу возвращали равновесие духа, приглушали досаду. Майор уже спокойней думал о том, что осмотр почти ничего не дал. Но в запасе оставался пленный русский летчик.
Вольф аккуратно разобрал перед зеркалом пробор в длинных, прямых волосах, смочил волосы одеколоном, придавил щеткой, скупо улыбнулся глядящему на него из глубины зеркала сухощавому, еще очень молодому на вид офицеру.
Что ни говори, а выглядит он отлично, и вся жизнь еще впереди!
Выпив кофе, майор Вольф приказал денщику убирать, а сам прошел в кабинет. В приемной располагался адъютант Вольфа лейтенант Миних. Здесь же стояла походная койка лейтенанта.
— Хайль Гитлер! — вытянулся Миних навстречу своему шефу.
— Хайль Гитлер! — ответил Вольф.
— Пакет от заместителя командующего, — доложил адъютант.
— Принесите. Больше ничего нового?
— Больше ничего, господин майор.
— А как пленный?
На лошадином лице адъютанта расплылась улыбка.
— Пленный недоумевает, господин майор! Но ему не понравилось, что забрали письма.
— Ах, не понравилось?
— Да. Он требует встречи с вами.
— Отлично, Миних. Из гарнизонов сообщений нет?
— Десант не замечен, господин майор. Я лично звонил…
— Хорошо. Давайте пакет и готовьте пленного. Я займусь им сейчас же.
— Может быть, вам следует отдохнуть, господин майор? Вы с четырех часов на ногах…
— Миних, если вы намерены стать разведчиком, запомните раз и навсегда: мы никогда не имеем права отдыхать и медлить. Каждая минута нашего времени, проведенная с пользой для дела, равносильна выигранному бою. Запомнили?
— Так точно, господин майор.
— Идите!
Отпустив адъютанта, майор Вольф вскрыл пакет от заместителя командующего армией, развернул вложенный в пакет лист бумаги с машинописным текстом.
Глаза быстро бежали по строчкам:
«Секретно. Начальникам служб и командирам частей.
1. Приказом заместителя начальника тыла армии 30 октября 1944 года в 11 часов в городе Наддетьхаза будет проведена неожиданная для населения облава с целью задержания ненадежных лиц (партизан, диверсантов, парашютистов, переодетых в гражданскую одежду, евреев, коммунистов, а также сочувствующих и т. д.).
2. Заместитель начальника тыла армии проведение этой облавы возложил на эйнзатцгруппу Д (СД). В распоряжение командования СД будут переданы части начальника обороны города (всего 1850 человек), а также сорок человек из военной полиции и 20 человек из тайной полевой полиции.
3. Облавой будет руководить командир зондеркоманды 211 штурмбаннфюрер доктор Раббе. Командный пункт будет находиться в комендатуре города.
4. Город делится на пять оперативных районов…»
