Майор видел: пленный волнуется, плохо владеет собой, и Вольфом все сильнее овладевал азарт охотника, предчувствующего удачу.
— Оставьте, Телкин! — сказал майор. — Разве можно так полемизировать? Что же, по-вашему, зло само по себе, а люди сами по себе? Не прикидывайтесь наивным. Коммунисты, кстати, тоже уничтожают своих политических противников. Думаете, нам неизвестно, что происходило в вашей стране в тридцать седьмом году?
— Вы мою страну не трогайте, — сказал пленный. — Не ваше дело.
— Ах, вот как! Сталину, значит, все позволено, поскольку он действует во имя передовых идей!.. А вы убеждены, что он во имя идей действует, а не во имя личной корысти?
Пленный резко выпрямился на стуле. Здоровая рука штурмана сжалась в кулак, кулак побелел.
— Ух ты!.. — вырвалось у Телкина.
Майор с застывшей улыбочкой выдержал бешеный взгляд. Пленный скрипнул зубами, первым отвел глаза. Дышал он тяжело.
Майор снял руку с колокольчика.
— А вы фарисей, — сказал он после паузы. — Впрочем, и фарисей и мытарь одновременно… Чисто русское явление, увы!.. Хотя вы в священном писании не сильны, конечно?
Пленный молчал.
— Н-да… — сказал майор. — Жаль. А ведь именно в священном писании основы нынешней морали и провозглашены, лейтенант. Если вы такой чувствительный моралист, у вас библия со стола не должна сходить… Впрочем, у вас своя библия. «Краткий курс», а?
Пленный поднял лицо.
— Стреляй меня! — сказал он. — Стреляй меня, паразит! Слышишь? Нечего со мной толковать! Враги мы!
Майор Вольф улыбался. Он развел руками.
— Ну вот, заладили: враги, враги! Выкиньте из головы, что я ваш враг, лейтенант! Я теперь ваш единственный друг, если хотите знать. Запомните: друг!.. И давайте покончим с вопросами морали. А то вы снова начнете о плохом и хорошем рассуждать. Выслушайте и поймите меня, лейтенант. Правильно поймите. Вдумайтесь в то, что я вам сейчас скажу.
— Мерзавец, — пробормотал пленный.
Майор Вольф пропустил оскорбление летчика мимо ушей. Оно даже позабавило майора. Оно не мешало, оно скорее помогало идти к цели.
— Так вот, лейтенант, — сказал майор Вольф. — Запоминайте. Мораль — одно из величайших зол, полученных человечеством в наследство от прошлого. Мораль унижает и подавляет настоящую, сильную человеческую личность. И знаете, в чьих интересах? В интересах капитала, жидовского капитала, лейтенант, давно завладевшего миром. Ибо, внушая людям, что следует строго соблюдать нормы морали, захватившие мир жиды крепко держат людей в руках. А сами-то они, Телкин, никакой морали не признают! Не признают, уверяю вас! Они большие политики, а что такое политика, лейтенант? Политика — это самое гнусное нарушение всяких моральных норм, и ничего больше!
Лицо пленного пошло красными пятнами.
— Ишь ты! — сказал он. — Собственному фюреру по самую завязку выдали! Как вас гестапо терпит, а? Ведь это ваш фюрер морали не признает!
— Никто из умных политиков теперь ее не признает, Телкин, — сказал майор. — Бросьте правоверного разыгрывать! Не с политруком говорите… Вы хоть поняли, для чего я столько времени на вас трачу?
Пленный быстро взглянул на майора.
— Как не понять! Хотите убедить, что подлец и честный человек одно и то же. И что только дураки честны, а умные все мерзавцы!
Майор Вольф улыбался.
— Не утрируйте! Не утрируйте! Я хотел сказать совсем иное: всякий умный человек должен быть хозяином своей судьбы! В критические минуты он должен становиться выше заурядных взглядов толпы.
— А я дурак, repp майор! — с издевкой сказал пленный. — Понимаете, дурак! У меня даже фамилия со значением: Телкин. Телок, одним словом, несмышленыш. Выходит, не на того вы напали, герр майор!
Майор покачал головой. Укоризненно покачал.
— Нет, вы не дурак, Телкин, — сказал он. — Вы далеко не дурак. Просто вы попали под власть коммунистических пропагандистов… Но вы не дурак. Вы даже остроумны. И мне вас жаль.
Он вздохнул, передвинул бювар.
— Местное слово, мне вас жаль! И поскольку вы все равно отвечать на мои вопросы отказываетесь, не стану я, пожалуй, с вами возиться. Отпущу я вас с миром.
Пленный с прищуром поглядел на майора.
— Гестапо грозите?
— Да что вы?! Зачем?! Нет!.. Просто отпущу!.. Вы были бы рады, если бы я вас отпустил?
Теперь майор не отрывал взгляда от пленного, подмечая каждое движение Телкина.
— Не отпустите… — глухо сказал пленный.
— А если все-таки отпущу? Представьте себе, что отпущу! Что бы вы стали делать? А? Рассказывали бы о фашистских зверствах?
Пленный, видимо, мучительно колебался, медлил с ответом, не мог решиться…
— Так что же вы бы стали делать, Телкин?
Пленный резко выпрямился, подался к майору:
— Я?.. Вырвись я… Я бы вас еще не так утюжил, как раньше! Не так! Потому — теперь вблизи повидал!
Майор спокойно ждал, пока ярость пленного выдохнется. Он знал — долго это не продлится. Должен наступить спад.
Пленный отер забинтованной рукой губы и обмяк на своем стуле.
— Мне все понятно, — спокойно сказал майор, решив, что пора нанести удар. — Мне-то все понятно, лейтенант. Даже то, что сами вы еще не поняли.
Майор рывком поднялся с кресла.
— А куда бы вы от меня пошли, Телкин? — резко спросил он. — Куда? В армию? В свой полк? Да кто бы вам воевать позволил?! Вы что, младенец?
Вольф подметил, что пленный растерян.
— Вы попали в плен, Телкин, — напористо сказал Вольф. — Это несчастный случай, да! Вы сопротивлялись, да! Но кто вам поверит? И кого это интересует?! Вы что, не знаете выражения: «Советские офицеры в плен не сдаются!»?.. Знаете? И знаете, кому это выражение принадлежит? Так зачем вы тут дурака валяете, лейтенант? Ни в какую армию вы бы не вернулись. В самолет бы вас не посадили. Вас посадили бы в «смерш»! Знакомо вам это название?
Замешательство летчика было явным.
— У вас нет выбора, лейтенант! — стремительно продолжал майор. — Мы вас не тронем. А ваши же контрразведчики расстреляют. Побывав в плену, вы, по их понятиям, продались, пошли на службу в гестапо. Для них вы все равно будете шпионом и предателем. И вас расстреляют. Так из-за чего вы тут копья ломаете? Только из-за того, чтобы от «смершевской» пули погибнуть? Но если так, вы действительно неумны, Телкин! Неумны!
Пленный сгорбился так, что почти касался лицом коленей.
— Нет… — казалось, через силу выговорил он. — Меня не расстреляют… Поверят.
— Расстреляют, — твердо сказал майор Вольф. — Даю полную гарантию. Поступят точно так, как поступали с другими. А они вовсе не были нашими агентами, лейтенант. Им просто повезло, как вам. Мы их оставили в живых, и одно это послужило поводом к обвинению в измене… Расстрел, Телкин! Расстрел! Вот что ждет вас!
