— Я не признаю никаких «измов», — говорила она, совсем не обращая внимания на Шуру и точно репетируя давно заготовленную речь, — кроме одного — «гуманизма». Я являюсь представительницей Красного Креста и согласилась принять на себя должность начальницы тюрьмы только из соображений гуманизма. У меня самая последняя арестантка пребывает в настоящих человеческих условиях. И от своих подчиненных я требую гуманности.
Замолчав, она взглянула на Шуру. Та смотрела на начальницу с восторгом, даже ротик чуть приоткрыла. Княжне это понравилось — значит, слова ее дошли.
— Ваше превосходительство, — робко спросила Шура, — у вас при тюрьме есть больница?
— Да-а, — княжна удивленно подняла крашеные брови. — К чему это ты?
— Я мечтаю выучиться на сестру милосердия.
Княжна подняла лорнет.
— Что ж, это похвально. Потом я могла бы рекомендовать тебя в один из отрядов Красного Креста.
— Спасибо, вот уж спасибо! — Шура вся подалась вперед. — Вы так хорошо говорили о страждущих, что я… что мне… мне тоже хотелось бы все силы…
Она не находила слов и замолчала. Ее наивный порыв понравился княжне. Ласково кивнув, она отпустила Шуру и тут же позвала Спыткину.
— Что скажешь?
— Веселова знает ее с детства. Говорит, что больно ветрена. Из дому убегала. Молода, красива…
Княжна поморщилась и подняла руку — она не выносила, когда при ней говорили о чьей-нибудь внешней красоте, и признавала одну лишь духовную красоту.
— Принять, — распорядилась она и, подумав, добавила: — Но жить она будет не у тетки, а у нас. Вместе с теми двумя надзирательницами, — Спыткина понимающе кивнула. — Если не согласится — скатертью дорога!
Этим княжна хотела чуточку насолить приставу — жить Шуре придется в доме, что стоит во внутреннем дворе тюрьмы, — пусть-ка попробует навестить свою протеже без ее разрешения!
* * *
А Пересветов в это время, внутренне ликуя, расхаживал по своему кабинету.
— Прекрасно, — говорил он, поглядывая на стол, где лежало долгожданное донесение провокатора. — Великолепно!
«Семеныч тяжело заболел, — значилось в донесении, — и его отправили куда-то в Малороссию. В группе начался разлад… Первой взбунтовалась «Изразцовая». Она обвинила всех в бездеятельности, в неумении работать в сложных условиях. Когда ее спросили, что она предлагает, заявила: в женской тюрьме в восьмой камере сидит ее подруга Вера Королева, ее надо освободить».
Пересветов улыбнулся про себя:
«Ай да Шурочка! Она, видите ли, не может жить спокойно, когда ее подруга в тюрьме. Что же ей могли возразить?»
«Для организации побега нужна тщательная подготовка, необходимы документы, деньги, у группы же ничего нет, даже связь с центром с отъездом Семеныча оборвалась».
«И неужели Шурочка сдалась?» — подумал пристав, но тут же успокоился. Оказывается, «Изразцовая» сказала, что доводы доводами, но сидеть сложа руки нельзя. Другие же группы работают — провели подкоп под Таганскую тюрьму, в Замоскворечье в кружках успешно действуют пропагандисты, кажется, налаживают выпуск прокламаций.
Пересветов, живо представляя Шуру, приятно улыбался: «Молодец «Изразцовая»! Вот если бы заполучить такую агентку! Это не Соловьиха и не… — он почмокал губами. — Тут душа горит не ради копейки…»
«…Прошло несколько дней. Неожиданно («А как же иначе?» — подумал Пересветов, удивляясь наивности своего агента) по паролю, известному лишь «Босяку», явился новый связной и отрекомендовался (пристав даже привскочил)… Зурабом».
Приметы Зураба Пересветов запомнил наизусть: «Грузин, среднего роста, стройный, худощавый, хотя ему уже за тридцать, но на вид юношески моложав, темные выразительные глаза с блеском, одевается образцово. (Пристав, прицепившись к этому словечку, так и назвал Зураба — «Образцовый».) В Москву появился недавно, живет в доме Генераловой по Самотечному переулку, по документам значится кутаисским дворянином Сергеем Коридзе».
Дальнейшее Пересветов знал и без провокатора — раз Шура устроилась надзирательницей, значит…
Нет, это пока еще ничего не означало.
Провокатор писал, что Зураб к затее «Изразцовой» отнесся с интересом, но заявил, что существует партийная дисциплина и без разрешения центра ничего существенного предпринимать не следует…
Пересветов от досады даже пристукнул кулаком по столу.
И этот о дисциплине! Черт бы их побрал с этой осторожностью!
* * *
Усаживаясь в кресло зубного врача, молодой человек сказал:
— Третий сверху.
Врач взглянул на него внимательно, а клиент, поймав этот взгляд, добавил:
— Слева.
— И давно болит?
— С неделю.
Осмотрев белые ровные зубы пациента, врач сказал:
— Будем лечить. Но прежде придется выписать рецепт.
На листочке для рецептов было написано: «Благовещенский переулок, 7, спросить Марию Петровну».
— Спасибо, доктор, — сказал молодой человек и улыбнулся.
Марию Петровну он разыскал довольно быстро. Записку-рецепт она тут же сожгла (в комнате они были вдвоем), напоила гостя чаем с домашним печеньем, причем разговор вели самый простой — о погоде, о рыночной дороговизне, о моли, которую хозяйка никак не может вывести.
Прощаясь, женщина сказала:
— На Арбатской площади есть стоянка извозчиков. Советую пользоваться. Особенно пролеткой с номером пятьдесят девять. До свидания.
«Да-а, — думал Зураб, шагая на Арбатскую площадь. — Дело у них поставлено солидно».
Пролетка с указанным номером стояла без хозяина. Зураб погладил каурую лошадку по шее, сел в пролетку и вытянул уставшие ноги. От группы беседующих в стороне извозчиков отделился высокий широкоплечий мужик с небольшой русой бородкой.
— Извиняйте, барин, — сказал он весело, — заболтались мы, как бабы. Сидор у нас большой говорун — заслушаешься. Куда прикажете?
— В Марьину рощу.
Через час каурая лошадка спокойно шагала по одной из пустынных улиц Марьиной рощи, а возница и Зураб тихо беседовали.
— Значит, Королева и другие большевички сидят в камере с эсерками?
— Да, — кивнул Зураб.
— Прежде всего надо установить с эсерками контакт, выяснить, согласны ли они на побег.
— Это может сделать Шура.
— Ни в коем случае. Это должна сделать сама Королева.
— Товарищ Михаил, дорогой, а зачем нам эсерки? Я этой компании не доверяю.
Возница легко повернулся, и в его глазах промелькнула едва приметная усмешка.
— Видите ли, товарищ, сейчас нам приходится выковывать партию из разнородных элементов. Об этом и товарищ Ленин говорит. Вот почему в тюрьме важно прощупать настроение эсерок. Многие из них оказались в этой партии по молодости и сейчас по-настоящему задумались. А потом… вспомните собственный опыт.
