восстановить твою память. Что ты помнишь, из прошлой жизни, Агаптария?
— Не помню. Ничего не помню, — грустно вздохнула я и потёрла правый висок. — Болезнь украла мою память.
— Инк, ты что с ней сделал? — взвыл Филипп.
— Ничего страшного, — успокаивающе улыбнулся Страж. — Но теперь на вопрос «Ты помнишь?» Агапи будет впадать в такое состояние, и никто не сможет обвинить её во лжи.
— А меня? — продолжил расспрашивать кот.
— Здесь зверушки не разговаривают, поэтому их никто ни о чём не спрашивает. — Инк легко щёлкнул Фильку по носу и ловко увернулся от острых когтей оскорбленного такой фамильярностью собеседника.
Страж поднялся, осмотрел подготовленный багаж, протянул мне чувяки:
— Обувайся и пойдем.
Не знаю, как в других мирах, но обувная эволюция на Земле насчитывает десятки тысячелетий. Ещё на заре человечества что-то должно было защищать ноги далёких предков и от ледяного холода мёрзлой земли и снега, и от ожогов раскалённых песков.
Из чего только не делали обувь земляне: кроили из кожи, плели из тростника и лыка, вырезали из дерева, шили из бархата и парчи. Конечно же, богатую обувь украшали вышивкой, бусинами, бисером и аппликациями, берегли и гордились ею. Повседневная обувь простых людей была незатейливой и недолговечной. На Руси даже песенка была: «Эх, лапти мои, лапти липовые. Вы не бойтесь, ходитё — тятька новые сплетёт!»
Вся эта информация пронеслась в моей голове, пока я рассматривала башмачки, которые протягивал мне Инк. Нечто подобное я видела в музеях в разделах древнего быта. Мало что обувка была ископаема по форме, но она таковой являлась и по содержанию. Кожа окаменела.
Понимая, что спрашивать о кроссовках бесполезно, решила начать торговаться с другого.
— Можно носки надену? У меня кожа на стопах слишком чувствительная, я мозоли натру на первых ста метрах.
— Туристка, мы должны соблюдать конспирацию. Нельзя носки — нет тут такого.
Этот ответ я предвидела. Недаром же мне вспомнились лапти. Их носили с онучами, чтобы ноги грубым лыком не травмировать.
— Нет так нет, — спокойно согласилась и направилась к отложенным за ненадобностью вещам. Выбрала из кучи гладкую скатерть из мягкой приятной ткани и принялась рвать её на куски.
— Ты это что делаешь? — заинтересовался Страж.
— Портянки.
— Что?!
— Подвертки.
— Не знаю, что это такое, — пожал плечами Инк. — Может, скажешь, зачем это нужно?
— Лучше покажу.
Расстелила на полу кусок ткани, поставила стопу чуть ближе к одному краю и короткой частью обернула ногу. Свободной, более длинной частью обмотала ногу вокруг стопы с заходом на лодыжку. Уголок подвернула под край получившегося носка и сунула ногу в просторный чувяк.
— Вот так я смогу ходить даже в «испанских сапогах».
— Ну ты даёшь! Покажи ещё раз, как это ты ногу завернула?
Кажется, перспектива пешего путешествия в жуткой местной обуви Инка тоже мало вдохновляла.
Пока Страж тренировался наматывать портянки, я размышляла о том, как же мне пристроить на жёсткой накидке рюкзак с котом. Нет возможности руки в плечевые лямки просунуть, чтобы нести рюкзак на спине снаружи, а под плотным иеысыком кот задохнётся. Если надеть ранец спереди, то будет мешать движению. А ещё тюк с барахлом, который отложил для меня Инк. Кстати, что там?
Припасы я запаковала в стазис и сунула в суму — они тяжелее всего. Сменная одежда, непонятного назначения небольшие рулоны сероватой ткани, два одеяла.
— Инк, это что? — ткнула пальцем в отложенные тканые скатки.
— Понимаешь, Туристка… — Страж как-то замялся с ответом, — в этом мире женские гигиенические приспособления отличаются от привычных тебе.
Великая мать Вселенная, ахнула я. С этими чёртовыми трансформациями я совершенно забыла о том, что женская природа своё возьмет. И, как водится, в самый неподходящий момент.
— Спасибо за заботу, — промямлила я. — Ты настоящий друг.
Инк отмахнулся:
— Не моя заслуга. Служанка у нашего хозяина замечательная — это она обо всём побеспокоилась. А ты чего с ранцем мечешься?
— Ума не приложу, как его на бурку прицепить.
— Куда? — уставился на меня Страж.
— На иеысык, — медленно, почти по слогам произнесла я корявое слово.
— Хочешь, я его магически прицеплю так, что ни за что не оторвется?
— Хочу! Только ты аккуратнее магичь — я там уже одно заклятие вплела.
— Ловко! — оценил мои старания Инк. — Я сам хотел что-то похожее сделать, но ты меня опередила.
Пока дождёшься, подумала я и пошла в ванную. Когда ещё придётся поплескаться в тёплой воде, путешествуя по этой необустроенной планете.
Восходящее светило только начало подсвечивать вершины гор, когда мы вышли из небольшого, тесного для двоих грота на площадку перед ним. Вид завораживал. Звёзды уже начали растворяться в дневном свете, а лёгкие облачка набросили мерцающую разноцветную вуаль, давшую межгалактическое название этому миру. Горы словно выныривали из сумрака ночи, медленно отступающим перед беспощадным потоком, льющимся с неба. Тьма знала — это временно. Отсидевшись в глубоких пещерах и ущельях днём, вечером она вновь пойдёт в атаку с целью захватить мир.
— Гэрахат равнудранда! — выругался Инк на драконьем.
Межгалактический искусственный язык. Вроде нашего эсперанто, который не прижился и уже почти забыт в широких кругах человечества. Межгалактический, напротив, был настолько популярен, что почти на каждой планете Союза основная отчётность велась на нем. В учреждениях, хоть как-то связанных по работе с другими мирами, общались и переписывались на межгалактическом. Были планеты, на которых родной язык изучали только учёные и горячие патриоты. Изначально официальный язык был сух и функционален. На нём невозможно было выражать эмоции. Язык, созданный для переговоров и документов, почти не имел прилагательных. Но разумные не роботы, и в формальный словарь постепенно начали вплетаться слова из родных языков. Какие-то приживались, какие-то нет, но образные драконьи ругательства пришлись по нраву всем, кто любил крепкое слово.
То, что сейчас сказал Страж, фактически являлось кратким описанием отвратительного сексуального извращения. Но приличной девушке такое знать не положено, и я сделала вид, что, любуясь пейзажем, не расслышала слов друга.
— Что ты сказал?
— Говорю, что надо идти назад, — хмуро отозвался Инк. — Мы не сможем спуститься.
Я перестала пялиться на горные вершины и осмотрела более близкое пространство.
Уступ, на котором мы стояли, прилепился к массиву скалы, узким языком
