Лифт опустился еще на двадцать футов. Луна покосилась, потом пропала из виду. Али держала в руках апельсин.
Еще двадцать футов. Вода потемнела. Али смотрела в окно. Там что-то двигалось. Вокруг шахты кружили огромные морские черти, скользили на своих удивительных сильных крыльях.
Еще двадцать футов — и плексиглас сменился прочным металлом. Окно превратилось в темное кривое зеркало. Али взглянула на свои руки и выдохнула. Страх вдруг испарился. Центр притяжения здесь — у нее в руках. Может, ей для того и подарили апельсин? Она посмотрела вдоль ряда. Незнакомец откинулся и положил голову на спинку. Очки поднял на лоб и удовлетворенно улыбался. Почувствовав взгляд Али, повернул голову. И подмигнул.
Лифт вздрогнул и полетел вниз.
Резкое ускорение заставило Али схватиться за подлокотники. Она откинула голову на спинку кресла. Организм протестовал против неожиданной потери веса. Ее моментально затошнило и заболела голова.
Согласно показаниям экрана скорость была постоянной — неизменные тысяча восемьсот пятьдесят фунтов в минуту. Неприятные ощущения постепенно проходили. Али чувствовала, что движется вниз. Она вытянула ноги, отпустила подлокотники и осмотрелась. Головная боль начала проходить. Тошнота стала вполне терпимой. Многие пассажиры дремали или погрузились в полузабытье, вызванное лекарствами. Головы опустились. Тела обвисли на ремнях. Почти все вокруг были бледны, словно в обмороке или состоянии шока. Татуированный солдат, казалось, задумался или молится.
Али сделала в уме подсчет. Она не складывала, а умножала. Тысяча восемьсот пятьдесят фунтов в минуту, глубина три и четыре десятых мили — получается десять или одиннадцать минут пути. Но в путеводителе говорилось о семичасовом «приземлении». Терпеть такое семь часов?
Альтиметр показывал уже тысячи футов, затем скорость уменьшилась. На отметке 14 347 лифт затормозил и остановился. Али ждала, что к пассажирам обратятся по внутренней связи, но никто ничего не говорил. Она окинула взглядом своих полусонных попутчиков и решила, что объяснять нечего — и так все ясно: прибыли.
Окно ожило. За плексигласовой стеной темноту пронзали прожектора. К пущему трепету Али, они освещали дно океана. Все равно что попасть на Луну.
Свет прорезал вечную тьму. Гор не было. Плоское дно, белое, исчерченное странными узорами — работа глубоководных обитателей. Али увидела странное создание, которое двигалось, осторожно перебирая ногами-ходулями. Существо оставляло следы — словно точки на листе бумаги.
Дальше виднелась еще одна вереница огней. Повсюду на подводной равнине тускло сверкали небольшие шарики. Из путеводителя Али знала, что это марганцовые желваки — их тут огромное количество, однако человек пренебрег марганцем, устремившись к еще большим богатствам, сокрытым в глубине.
Вид открывался фантастический. Али стало все труднее осознавать, что она действительно находится в таком несвойственном для человека месте. За окном было пустынно, только проплыла какая-то ужасающего вида рыба с клыками и зеленым светящимся пятном на голове — приманкой для жертв.
Али держала в руках апельсин.
Через час лифт снова двинулся вниз, на этот раз медленнее. Он опускался, а дно океана поднималось — сначала до уровня глаз, потом до потолка и наконец исчезло из виду. Ненадолго показались стены из губчатой породы, затем за стеклом опять стало темно, и Али снова видела лишь свое отражение.
«Ну вот и началось, — подумала Али. — Вот он — край земли…»
Оказаться здесь — все равно что проникнуть вглубь себя.
Происшествие в Пьедрас-Неграс
Мексика
Оспри пересек мост пешком и с рюкзачком на спине — настоящий turisto. Солдаты, поджаренные на солнце, остались за баррикадами, в Техасе. На мексиканской стороне ничто не указывало на наличие государственной границы: ни укреплений, ни солдат, ни даже флага.
Согласно договоренности с местным университетом его ждал грузовик. К большому удивлению Оспри, водитель оказался девушкой — таких красавиц он еще не видел. Персиковая кожа, красная сверкающая губная помада.
— Это вы ловите бабочек? — спросила она. Голос — как чарующая музыка.
— Оспри, — заикаясь, представился он.
— Жарко. Я захватила для вас кока-колы.
Девушка протянула ему бутылку. Сама она тоже пила — ее бутылка запотела, на горлышке краснела помада.
Пока девушка вела машину, они познакомились. Ада училась на экономиста.
— А почему вы выбрали именно марипозу? — поинтересовалась она.
Оспри знал, что марипоза — мексиканское название бабочки-данаиды.
— Это моя жизнь, — ответил он.
— Вся жизнь?
— С самого детства. Бабочки… Меня завораживал их полет и цвета. А названия! Красный адмирал, монарх, геликониды. С тех пор я буквально следую за ними. Куда бы они ни мигрировали — я отправляюсь туда же.
От ее улыбки у Оспри перехватило дыхание.
Они проехали маленький городишко над рекой. Бараки, времянки, палатки.
— Вы едете на юг, — сказала Ада, — а все отправляются на север. Из Никарагуа, Гондураса, Гватемалы. И из Мексики тоже.
— Они попытаются перейти сегодня границу? — спросил Оспри.
Он оглядел белые полотняные штаны, изношенные теннисные туфли, дешевые темные очки. Потомки древних племен — майя, ацтеков, ольмеков. Когда-то давным-давно их предки были воинами, а может, вождями. Теперь это нищие, щепки, которые никак не прибьются к берегу.
— Они же погибнут, если лишатся своих корней. Как они выстоят?
Оспри посмотрел на бурые водовороты отравленных вод Рио-Гранде — у столь желанных для беженцев берегов Америки. Дома, рекламные щиты, столбы, дрожащие в жарком мареве, казалось, сулят надежду — если игнорировать ожерелье из колючей проволоки, поблескивающее невдалеке, и вспышки линз биноклей и камер слежения, наблюдающих за проходом. Грузовик ехал вдоль реки.
— И куда вы направляетесь? — спросила Ада.
— К нагорью в окрестностях Мехико. Они устраиваются на зиму в горах. А весной возвращаются тем же путем, чтобы отложить яйца.
— Я имею в виду — направляетесь сегодня, мистер Оспри.
— Сегодня, ага. — Он теребил в руках карту.
Девушка неожиданно остановилась. Вокруг мелькали оранжево-черные крылышки.
— Невероятно, — проговорила Ада.
— Бабочки собираются на ночлег, — пояснил Оспри. — Завтра их уже не будет. Они пролетают пятьдесят миль в день.
В следующем месяце все монархи должны добраться до места зимовки.
— А ночью они не летают?
