В ту пору, когда Флетчер Крисчен и другие члены команды находились на Таити, местные жители поддерживали контакты с населением Мангаревы. Им доводилось слышать рассказы мангаревцев о далеком, поросшем лесом, гористом острове в южной части океана, где трудно высаживаться на берег, так как вокруг нет ни одного рифа. Жители Мангаревы называли этот остров Мата-ки-те-ранги. Вождь Таратахи, изгнанный с Мангаревы, поплыл со своими людьми на этот остров и посадил там хлебные деревья. Его внук Те Агиаги рассказывал, что ему приснилось, будто дед был убит своими же воинами, и поэтому он сам отправился на Мата-ки-те-ранги. Однако во времена Флетчера Крисчена на острове, по мнению жителей Мангаревы, никто не жил. Таинственный остров был запретным для простых полинезийцев — быть может, это объяснялось тем, что влиятельные вожди таким путем имели возможность беспрепятственно рубить дерево миро[33] в девственных лесах острова.
Именно поэтому ни одно место не подходило лучше для Крисчена и его людей, чем Мата-ки-те-ранги, после их безуспешных попыток обосноваться на островах Лау или на Раротонге. Питкерн устраивал мятежников не только потому, что был запретным местом для других, но и потому, что высадиться на берегу было трудно, а кроме того, остров изобиловал пещерами и ущельями, где можно было скрыться, появись у берегов военный корабль. К тому же моряки «Баунти» знали, что на острове имеются пресная вода и хлебные деревья, могущие обеспечить необходимое пропитание. Рассказ Те Агиаги помог морякам довольно точно определить местоположение острова.
Итак, Флетчер Крисчен взял курс на восток, к острову Мата-ки-те-ранги. В январе 1790 года, стоя на палубе «Баунти», Крисчен увидел в океане землю. Быть может, он и его спутники наконец-то нашли дом, который так долго искали? К нему подошел гардемарин Эдвард Янг (так гласит предание) и воскликнул:
— Слева по борту — рай, сэр!
Предводитель мятежников повернулся и со слезами на глазах тихо произнес:
— Запомните мои слова, Янг: окажется ли земля, лежащая слева по борту, раем или адом, будет зависеть только от нас.
На берег отправили разведывательную группу. Остров оказался покинутым, но еще сохранились идолы (позднее мятежники использовали их в качестве фундамента для жилищ). Повсюду росли хлебные деревья, горы зеленела лесом. Все это казалось обретенным раем.
Несколько дней спустя «Баунти» посадили на мель и предали огню. Началась эпоха колонизации Мата-ки-те-ранги (Питкерна).
* * *
Произошло это в январе 1790 года.
Между тем мятежники, оставшиеся в бухте Матаваи на Таити, и не догадывались, что Уильям Блай и верные ему люди на баркасе достигли оберегов Голландской Ост-Индии и теперь направляются в Англию.
В то время Англия не воевала, а во Франции вспыхнула революция. Дантон был избран членом конвента; Лафайет направил американскому президенту редкий почетный дар: ключ от главных ворот Бастилии. Правда, американцы не выступили на стороне французской революции.
В Дании в августе 1789 года был заключен мир после «небольшой войны со Швецией», а Камма и Кнуд Люне Рабек собирали в своем художественном салоне друзей и вели беседы на политические темы.
1Центром острова Питкерн служит заасфальтированная «площадь» в Адамстауне, где находятся миссия, административное строение и почта. Там же установлена длинная скамейка для встреч у корабельного колокола. На площади стоит большой черный якорь с «Баунти», на котором играют дети потомков мятежников. В миссионерской церквушке в особой шкатулке хранится судовая Библия, а в сейфе на почте имеются марки, послужившие причиной удивительного благосостояния островитян.
Среди множества больших и малых площадей, которые мне довелось видеть в своей жизни, центральный пятачок Адамстауна занимает особое место. На острове, где малейший ливень превращает почти все тропы в непроходимое грязевое болото, вы вдруг ступаете на асфальт, и это равносильно тому, как с загаженной кабаньей тропы попасть на шикарный ковер. И дело даже не в том, что вы настраиваетесь на высокий лад. В этом крохотном поселке, где менее ста человек вынуждены жить бок о бок и при этом сохранять терпимость друг к другу, скромный асфальтовый четырехугольник с окружающими его строениями служит своего рода предохранительным клапаном, где находит выход сжатый пар недовольства, гнева и излишней предприимчивости. Тому, о чем говорится «у якоря», «под колоколом», «под часами», островитяне не придают такого значения, как, например, словам, сказанным в «длинных лодках» во время совместных «общественных занятий» мужчин. Это может показаться странным человеку непосвященному, хотя психологически вполне объяснимо. На субботних молениях в миссии нетрудно заметить, что островитяне гораздо сильнее выражают свои чувства, чем это обычно принято в других религиозных общинах. Нигде не поют так громко, как на Питкерне, нигде прихожане в такой степени не схватывают на лету слова священника и открыто не развивают его мыслей, как здесь. То один, то другой человек вскакивает с жестких деревянных скамеек и говорит собравшимся обо всем, что его волнует. Вспоминать позднее об этих душевных излияниях не принято, но я почти уверен, что сограждане сохраняют их в своей памяти.
Года два назад из-за погодных условий капитану одной шхуны, потерпевшей кораблекрушение, пришлось провести на Питкерне несколько месяцев. Не в пример местным жителям он не отличался воздержанием и не скрывал своей привязанности к доставленному со шхуны запасу виски. Во время одной из проповедей тогдашний глава островного совета вскочил со своего места, выбежал в центральный проход и, вытянувшись во весь рост на земле, с простертыми руками принялся громовым голосом просить бога внять его мольбам и обратить капитана в трезвенника. Но и тот не остался в долгу. Последовав примеру островитянина, он также обратился к богу. «Боже милостивый, — взывал он, лежа в проходе, — ты услышал просьбу вождя. Выслушай и меня, старого, слабого человека. Прошу тебя: пошли мне еще один ящик виски, ибо тот, что я взял с собой на берег, будет скоро исчерпан». И началась «молитвенная дискуссия»: проход среди скамеек заполнился коленопреклоненными и лежащими питкернцами, которые горячо поддерживали просьбу своего вождя.
Если я сейчас привожу этот случай, с точки зрения лютеран, быть может, и несколько смешной, то лишь затем, чтобы подчеркнуть человечность островитян; неделю спустя капитан получил ящик виски с проходящего мимо судна. Вождь, как глава островного совета, по существующим на Питкерне правилам мог запретить выгрузку ящика на берег, но он лишь ограничился следующими словами: «Я не такой человек, который счел бы возможным употребить свою власть в отношении другого. Очевидно, капитан испытывает большую потребность в спиртном. Я осуждаю его пристрастие и не хочу этого скрывать, но пусть он сам решит со своей совестью, что считать правильным, а что предосудительным».
