Особо разбираться как бы и не потребовалось, как говорил один киношный персонаж: 'картина маслом', уже была на лицо. Пользуясь суматохой, в отряд включили двух весьма умелых в ратном деле простолюдинов, оказавшихся сержантами личных дружин двух дворян из партии Пентьевров, тоже участвовавших в поединке. Сержанты признались, что за это им пообещали по пять экю и указали на непосредственных инициаторов аферы - своих хозяев. Остальные благородные участники, сразу отморозились, мол: не сном, не духом, это не мы, а они, негодяи такие. Негодяи под грузом улик немедленно покаялись в содеянном. На этом прения закончились, и настал черед вынесения и исполнения приговоров. С этим тоже не задержалось.
Выявленных простолюдинов подвели к Франциску. Дюк взял из рук маршала турнирную булаву, и самолично, от души отходил бедолаг. Весьма жестко, правда, без особого членовредительства.
После чего завыли фанфары персеванов и взял слово герольдмейстер.
- ... сего времени никто не может порицать происхождение и добродетельность сиих мужей, ибо своей доблестью и мужеством оные доказали свое право...
Публика, особенно простолюдины, просто зашлась восторгом.
- Нет, это ерунда... - недовольно буркнул Логан. - Они бы вообще, всем холопам разрешили по турнирам расхаживать...
- Не бурчи, братец... - я улыбнулся. - Во-первых они не холопы, а свободные. Во-вторых, именно эти молодцы сделали бой... - и не удержался, чтобы не поддразнить скотта. - Твоего Михаэля, как раз вот этот усатый уронил...
- Прям уронил... он просто поскользнулся... - заворчал Тук и сосредоточился на ветчине.
- Ладно, ладно. Признаю. Твои лучшие были...
Тем временем пришла пора зачинщиков. А вот с ними поступили гораздо жестче, теперь путь на турниры сиим господам был заказан навсегда. Симона де Муле и Робера де Левиня, нещадно избили обломками турнирных копий, ободрали весь доспех, их лошадей подарили менестрелям, а потом, самих дворянчиков, недолго мудрствуя усадили верхом на ограду ристалища. Там им и предстояло сидеть до самого окончания турнира. Позорище грандиозное, ептыть...
Франциск казался довольным и озадаченным одновременно, Пентьевры едва не лопались от злости. А я весьма доволен собой. И это еще не все...
После того как разобрались с нарушителями канонов турниров, пришло время, собственно, для того дела, ради которого и затеивалась эта катавасия. Надеюсь, ни кто не сомневается, кому досталось право назвать контессу Теодорию, своей прекрасной дамой?
Все претенденты выстроились в рядок посередине ристалища, а к ним, от самого трона контессы, слуги быстренько раскатали ковровую дорожку.
Все это время персеваны не переставали выдувать из фанфар причудливые трели. Народишко на трибунах даже боялся шелохнуться, с восхищением наблюдая за действом.
Как приемный отец контессы, гордо задрав нос, я протопал к трону, растопырился в поклоне и предложил Феодоре руку. Девушка чопорно кивнула, как пружинка встала и держась за мою руку, медленными шажками пошла по дорожке к претендентам. Два завитых как барашки карапуза, в серебряных платьицах и крылышками на спине, раскидывали перед ней лепестки роз.
Лицо Федьки было торжественно мечтательным и очень бледным, я даже стал опасаться как бы она не грохнулась в обморок. Да и сам я хорош, едва на слезу не прошибло, расчувствовался как мальчишка.
Конт де Вертю, не отводил глаз с Феодоры влюбленных глаз, остальные претенденты уныло переминались с ноги на ногу и выглядели краше в гроб кладут, а де Кевра еще поддерживали два пажа, ибо в следствии падения с коня сей молодец сильно расшибся.
Герольдмейстер громовым голосом объявил победителя, после чего два персевана поднесли к Федоре бархатную подушечку, на которой поблескивала серебром внушительная цепь с медальоном. Я судорожно придушил квакнувшую во мне жабу, ведь можно было ограничится небольшим перстнем. Ну да и ладно... окупится со временем.
- Конт де Вертю, барон Д'Авогур, преклоните колено!!! - рявкнул конт Генгам. Старик посматривал на молодежь отечески снисходительно и все подкручивал свой ус, от чего он уже едва ли не доставал до глаза.
Франциск Бретонский и Маргарита Бретонская, внимательно поглядывали на церемонию. Во взгляде дюка прослеживалась гордость за сына. На лице его жены, как ни странно - тоже.
Феодора взяла в руки цепь, потом запинаясь и чудовищно коверкая французские слова, сказала:
- Носи сей знак отличия по праву сильнейшего, достойный рыцарь.
После чего надела ее на шею бастарду.
Трели фанфар заглушил рев публики. Но действо на этом не закончилось.
Епископ Жак д'Эспине-Дюресталь, весь такой нарядный и торжественный, привел бастрада к благословению, после чего напомнил ему, что Прекрасная Дама, олицетворяет собой символ Пречистой Девы Марии и, возлагая на себя обязательство, конт де Вертю, должен в полной мере сие осознавать.
Бастард кивнул, лязгнув доспехом встал на колено перед Феодорой и уверенно, но слегка волнуясь сказал.
- Согласны ли вы, Госпожа моя, принять мое поклонение?
Федора молча кивнула, и ловко перекинула через плечо бастарда шелковый шарф в ало-золотых цветах.
Взвыли фанфары, уже начинающие вызывать у меня жесточайшую мигрень.
- Слушайте меня и не говорите, что не слышали... - торжественно выкрикнул конт де Вертю. - А кто слышал, передайте другому, что с сего момента и до конца жизни моей, моей Дамой сердца является контесса Теодория де Сунбул. Это говорю я, конт де Вертю, барон Д'Авогур. И порукой мне в том является Пречистая Дева Мария Богородица...
Вот, собственно, так это и случилось...
Ну что могу сказать... Рад я...
Дальше была раздача подарков и грандиозный пир, после которого я собрался переговорить с дюком и свалить домой. Реально взмолился Господу, чтобы все это быстрее закончилось, потому что сил во мне оставалось совсем немного. Но он не захотел смилостивиться. Даже совсем наоборот...
- Да за что, этой безродной еретичке такие почести?.. - совсем неподалеку от меня раздался громкий, намеренно глумливый голос.
В то же мгновение я уставился на придворных гомонящих за столами, пытаясь выявить автора слов. Этот? Или этот? Предъявить претензии не по адресу, это еще больший косяк. Не понятно кто, но точно из-за стола сторонников Пентьевров...
- Дядь Вань... - Феодора положила ладонь на мою руку. - Судачат, небось, обо мне?
- Есть такое дело Федюнька...
- Если можешь, не обращай внимания... - попросила девушка. - Не надо бузы, хворый ты еще. И крови хватит. А судачить будут, так всегда. Чужая я здесь...
- Ничего, завтра отправимся туда, где ты не будешь чужая. Луиджи, Пьетро, отправляйтесь к гранд-камергеру дюка и сообщите, что я прошу немедленной аудиенции, по очень важному делу.
