— Понятно. Продолжайте.
— Дальше адвокат открывает кейс, достает бумагу, начинает объяснять, что гораздо выгоднее мне будет взять вину на себя. Судья учтет мое военное прошлое (я ведь служил, как сейчас говорят, в «горячей точке»), что это моя первая судимость… Дадут, сказал, максимум три года общего режима. А через год при условии хорошего поведения можно будет рассчитывать на УДО… Ну, и еще — Стаднюк и Зарубин пообещали мне деньги, когда я вернусь из зоны, половину суммы, вырученной с подпольного «тотализатора», — а сумма там была немаленькая.
— Насколько мне известно, деньги были конфискованы…
— Да, только я об этом не догадывался.
— В общей сложности вы отсидели вместо трех лет пять с половиной: дважды вам «накидывали» срок за драки с другими заключенными…
— Видимо, мои «друзья» — те, что остались на воле, очень не хотели, чтобы я когда-нибудь вышел… Я и выжил-то благодаря двум людям, двум учителям: тому капитану, с которым служил, и ему…
— Кому?
— Василию Ощепкову.
— …Он приходил ко мне по ночам. Невысокий, плотный, бритый наголо (подцепил какую-то болезнь во время работы в Шанхае). Иногда мы разговаривали — о дзюдо, вообще о спорте, или просто о жизни. О чем еще могут разговаривать два заключенных? Иногда он брался обучать меня специальным упражнениям — на силу, выносливость, гибкость, чтобы я и в камере мог держать форму. Он говорил, что разработал эти комплексы, пока сидел в бутырском подвале. А иногда мы просто молчали — это тоже было неплохо…
Он дважды спасал мне жизнь. В первый раз — когда я получил письмо из дома… Плохое письмо. Жена заявила, что разводится со мной и забирает дочь. Я решил, что жить дальше не стоит. Свил жгут из простыни, накинул на шею…
И вдруг увидел Василия. Он не двигал губами и вообще не делал ничего, чтобы мне воспрепятствовать, — просто стоял и смотрел, но я услышал у себя в голове голос… Можете принимать меня за сумасшедшего…
— Я вас слушаю.
— Он сказал, что сам прошел через нечто подобное: первая его жена следила за ним и строчила донесения в органы, вторая… Вторая оказалась вражеской шпионкой. А при тех обвинениях, которые против него выдвигали, шанса избежать высшей меры не было. Однако перед этим ему предстояло пройти через череду допросов с применением, как тогда формулировали, «физической силы и спецсредств». Подобной процедуре тогда подвергались многие…
— Да, главным пунктом обвинения Ощепкова как врага народа было его присутствие в штабе полковника Пильщикова, который пытался летом 28-го года устроить белогвардейский мятеж в Москве. Его планы стали известны советской контрразведке во многом благодаря Ощепкову… Ну а сам он, надо думать, просто попал под горячую руку…
— Да… Во второй раз он защитил меня, когда на меня напали шестеро в столярной мастерской — как раз за тот случай мне и надбавили срок. Не знаю, что им было надо, — они напали без предупреждения. Все вооруженные: кто стамеской, кто молотком, кто монтировкой — в общем, убить стремились всерьез.
Не знаю, как это объяснить лучше… Он будто встал со мной спина к спине. Я чувствовал это — и уже никто не мог подойти к нам близко. Мы отбились, хотя я получил два проникающих ранения. Прибежала охрана, меня тут же скрутили и бросили в карцер — на трое суток, без еды, без воды, без медицинской помощи… Не понимаю, как мне удалось выжить. А главное, почему он приходил ко мне — обычному, в общем-то, зэку, каких тысячи…»
Показания (Денис Сандалов).
Суббота. Управление внутренних дел
«— Я в этом не участвовал, честное слово. То есть сперва я согласился для вида, но потом…
— С самого начала, пожалуйста.
— Простите. В общем, когда Вячеслав Фаттеевич вышел из тюрьмы, Зарубин собрал нас у себя дома: Стаднюка, Потапова, Рухадзе и меня. Сказал, что от Славы, то есть от Топоркова, необходимо избавиться. Он надеялся, что того убьют на зоне, — не вышло. Теперь Топорков напомнит об обещанных деньгах — и если не получит их, то, дескать, сдаст всю компанию. Иван с Никитой согласились сразу — они вообще Большому Папе в рот смотрели. Они должны были, как только дядя Слава войдет, подойти сзади и придушить его полиэтиленовым пакетом. Мне Зарубин дал бейсбольную биту: нужно было ударить Топоркова по голове, но не сильно, не до смерти. Добивать договорились в лесополосе за городом: переломать ребра, коленные чашечки, голову размозжить так, чтобы стало понятно: на дядю Славу напала банда отморозков, в тех местах тогда свирепствовали какие-то бандиты, вы наверняка помните…
— Помню. Дальше.
— Ничего не получилось. Когда Топорков вошел, Зарубин ему и руку пожал, и в гостиную пригласил, но тот, видимо, что-то почувствовал… Пакет-то ему на голову надели, но потом такое началось… Мастер есть мастер, даже Большому Папе со Стаднюком было до него далеко. В какой-то момент я подумал, что он расшвыряет всех, как котят… Короче, биту я бросил, а сам ползком-ползком на угол шкафа, будто мне тоже досталось. Зарубин биту подхватил — и вперед. Сначала-то, наверно, надеялся, что самому участвовать не придется… Вчетвером они с Топорковым как-то сладили. Связали по рукам и ногам, закатали в кусок брезента и вынесли — не видел, куда. Наверно, в машину.
— В чью машину?
— Наверно, Стаднюка, Большой Папа поостерегся бы свой багажник пачкать.
— А вы что делали в это время?
— Обо мне, похоже, в суматохе забыли. Мне бы спрятаться где-нибудь, а я домой. Ну, они туда и нагрянули. Что это, говорят, ты, подонок, от коллектива отрываешься? Я испугался до полусмерти: вообразил, что они меня сейчас тоже в брезент — и за город. Ну, и сказал, что вчера, когда они дядю Славу избивали, я снимал все на мобильный телефон. И копия этой записи у одного моего друга в компьютере, так что, если что со мной, эта запись уйдет в прокуратуру.
— И они поверили? Вот так, без доказательств?
— Не знаю, как насчет «поверили», но испугались точно, хотя вида не подали. Ладно, говорят, живи пока. Как же они меня, должно быть, ненавидели… А предпринять что-то боялись.
— Боялись до такой степени, что Зарубин поддался на ваш мелкий шантаж: лишнее очко на соревнованиях, лишняя ступенька в карьерной лестнице… А потом он познакомил вас с Айлун Магометжановой в надежде, что та «окрутит» вас и увезет подальше из города…
— Хорошая была девчонка. Может, лучше было бы уехать с ней в ее Коканд, дыни выращивать…»
Допрос (Вячеслав Топорков).
Суббота. Управление внутренних дел
«— За что вы убили Андрея Калинкина?
