Однажды в лунную ночь, в одной из трущоб полуострова Святой Нос, неподалеку от дорожки, проложенной в глухой чаще, затаился необъятной толщины охотник.
Человек, проложивший дорожку, охотился за кабанами.
Стоявший в засаде охотился за человекам.
Тишь в тайге стояла изумительная.
Медленно тянулись минуты ожидания... Вот неподалеку от тропки по снегу промелькнули быстрые, как тени, кабаны. Снова тишина...
Сейчас должен показаться охотник.
Урбужан различил крадущуюся фигуру и поднял винтовку.
Скоро моряк приблизился. Урбужан тщательно нацелился и выстрелил.
Когда рассеялся дым, он радостно вскрикнул: Созерцатель скал лежал на снегу.
С торжествующим лицом мститель вышел из засады. Ему хотелось видеть предсмертную агонию врага и, если, потребуется, добить его.
Держа винтовку в руках, он полез через кусты по глубокому снегу. В эту минуту какая-то странная легкая тень промелькнула при луне около тела охотника. Урбужан не обратил на нее внимания, думая, что это кабан, потревоженный его выстрелом. С большим трудом он добрался до Созерцателя скал. Вокруг раненого набежала порядочная лужа крови, но он был еще жив. Ноги его судорожно скребли снег.
Урбужан остановился в нескольких шагах и по загоревшемуся ненавистью взгляду Созерцателя скал понял, что моряк узнал его.
– Живуч, собака! – прошептал Урбужан, поднимая винтовку. Потом ему пришла другая мысль, он бросил винтовку на снег и с жестокой улыбкой вынул охотничий нож.
Созерцатель скал с презрением смотрел на зловещие приготовления негодяя.
Урбужан наклонился к моряку и стал расстегивать его тулуп. Но на морозе пальцы плохо слушались и, чтобы было легче, он положил нож в снег. Созерцатель скал был беззащитен.
– Живуч, собака! – повторил Урбужан.
Лицо его горело зверским торжеством.
В эту минуту чье-то тяжелое тело обрушилось сверху ему на шею... В одно мгновение он ощутил удар, острую боль вонзившихся в шею зубов и услышал страшное рычание.
Урбужан судорожно дергался и бился лицом в снегу, будучи не в силах сбросить свирепого зверя.
Покончив с человеком, рысь с окровавленной мордой, страшная при луне, как кошмар, приблизилась к Созерцателю скал, лизнула ему руку и жалобно замяукала.
Созерцатель скал слабеющей рукой погладил друга-мстителя. Потом махнул рукой несколько раз в направлении юрты. Этим жестом Созерцатель скал обычно отправлял ее обратно с охоты с какой-нибудь добычей. Но теперь у Каракаллы в зубах ничего не было. И она недоумевала.
Созерцатель скал вынул платок, намочил его в крови, дал рыси в пасть и снова махнул рукой.
Рысь поняла. Огромный прыжок, затем другой, и она скрылась в чаще.
В лесу снова настала тишина. Луна светила на распростертых в снегу врагов. Один был мертв. Другой умирал.
Скоро Созерцателя скал из бессознательного состояния вывел рев медведя.
Стоял мороз градусов в сорок.
Успеет ли Каракалла добежать до юрты, поднять тревогу и привести помощь, или он прежде истечет кровью и замерзнет в снегу? Или медведь, либо волки разорвут его? Он знал, что рана очень серьезна. Он потерял много крови и ослабел.
Неужели ему суждено пасть от руки убийцы?
Мысли его путались.
Каракалла отомстил за него и за дочь... Дорогая Эмма погибла здесь на Байкале. Ну, что ж, значит – судьба...
Никто не узнает о гибели лейтенанта Краузе. Только Брат волка пожалеет его, баклан Фридрих, да Каракалла будет глухим жалобным мяуканьем выть над его трупом.
Железный человек готов был смириться. Он находил все это естественным и справедливым. Кара за ту роковую ночь в океане! Он хотел отвернуться от этих воспоминаний, но перед его слабеющим взором ожила незабываемая ночь, гигант-пароход, качающийся на волнах, музыка, женский голос, певший «Ave Marie». И они, крадущиеся к судну. Ему слышались содрогания подводной лодки. Вот глухо прозвучал выстрел...
Созерцатель скал открыл глаза.
Через несколько минут ухо его уловило приближающиеся шаги, тяжелое дыхание бежавшего человека.
Быстро вылетел из чащи Каракалла. За ним показалась скуластая физиономия тунгуса.
Он пришел вовремя.
В кустах раздался жалобный вой волков.
Однажды после лютых ветров к вечеру настал полный штиль. Ночью грянул мороз до сорока градусов.
Наутро, проснувшись, обитатели плавучего острова почувствовали, что случилось что-то. Не знали что, но ясно ощущали что-то новое, необыкновенное.
Вошел заиндевевший Тошка.
– Ну, паря, студено! – крикнул он, садясь на скамью.
Все вдруг поняли, в чем состояла эта новость. В ушах не было постоянного шума прибоя. Стояла небывалая тишина. Волны наконец «схватило» морозом.
– Наше плавание кончено, – торжественно сказал профессор. – И знаете, где мы находимся? Я сейчас определял.
– Где?
– 108° восточной долготы и 53° северной широты.
– Около Ушканьих?
– Не может быть!
– Факт!
– Это для нас чрезвычайно удобно. Все коллекции с нами. Можно немедленно нагрузиться, и, если в доме смотрителя все в порядке, нам остается только перевезти вещи.
Все пришли в восторг.
Действительно, к вечеру байкальские робинзоны, окончив скитания, перебрались в дом нового смотрителя маяка.
– Байкал вас обратно привел сюда, – с серьезным видом сказал старик-смотритель. – Значит, вам не следовало уезжать.
Профессор грустно улыбнулся.
На Байкале началась зима.
В первый же вечер грянул такой взрыв, что дрогнул остров и дом тряхнуло, как в землетрясение. Ребята, в чем были, выскочили во двор.
Неподалеку от берега высился гигантский ледяной вал. Глыбы льда взгромоздились одна на другую, стояли торчком. Возле них зияла только что образовавшаяся громадная трещина.
С тех пор с моря ночами часто доносился отдаленный гул, похожий на глухой стон. Потом слышались раскаты грома. Но это был не гром. Образовывались новые провалы и трещины.
Вскоре смотритель маяка позвал ребят к скале недалеко от бухты и пещеры, где летом жил Созерцатель скал, и показал на большой пузырь воздуха подо льдом. Велев держать спички наготове, он с силой ударил в лед топором. Тошка, по его знаку, сунул в отверстие зажженную спичку. И отскочил.
Диво дивное! Огромный столб пламени вырвался из-подо льда.
Смотритель рассмеялся и объяснил, что в море здесь бегут теплые ключи, от них такие пузыри. К весне они проедают лед насквозь и образуются полыньи.
Исследование Байкала продолжалось и зимой и велось еще более усиленным темпом. Прорубали лед и опускали ловушки. Коллекции все росли. Путешественники наши могли не без удовлетворения сказать, что недаром пробыли на Байкале.
