— А разве у меня есть выбор?
— Нет, выбора у вас нет.
— В таком случае, попытаюсь. Вы где хотите сойти?
— На Ойлен Оран и Крейгморе. Это два последних острова на Лох-Хоуроне. Если, конечно, смогу их найти, — добавил я задумчиво.
— На Ойлен Оран и Крейгморе? — Возможно, я и ошибался, но мне показалось, что эти два уэлльских названия, сказанные ею с французским акцентом, прозвучали как-то мелодично и красиво. — Как все бессмысленно! Абсолютно! Вокруг неразбериха, ненависть, жажда денег, убийства — и вдруг два названия, полные одухотворенности и романтики.
— Вы заблуждаетесь, Шарлотта. Все это очень далеко от действительности… — Я сразу понял, что должен себя контролировать, чтобы не играть в унисон с сэром Артуром. — Эти острова буквально дышат каменным отчаянием. Но Ойлен Оран и Крейгмор являются ключом во всей этой авантюре, я в этом уверен.
Она не ответила. Я уставился в ветровое стекло и подумал о том, кто кого скорее увидит: я — Дюб-Скейр или он — меня.
Через несколько минут ее рука легла на мое плечо: она стояла совсем рядом. Рука дрожала. Я не могу сказать точно, что это за духи, но не из дешевых, и я невольно задал вопрос, смогу ли я хоть раз в жизни понять женскую душу: ведь прежде чем убежать от человека, которого она считает своим кумиром, и пуститься в плавание, опасное для жизни, она все-таки не забыла сунуть в свой непромокаемый мешочек флакончик духов. В этом я был уверен, ибо никакие духи на свете не способны сохранить аромат, побывав в водах Торбейской бухты.
— Филипп?
Что ж, это воспринималось на слух гораздо приятнее, чем «мистер Калверт», и я был рад, что в данный момент поблизости нет Дядюшки Артура — его аристократическая натура наверняка бы не выдержала такого обращения. Я ответил:
— Да?
— Я очень сожалею… — Голос звучал искренне, даже чересчур, и мне показалось, что я могу попытаться забыть, что она когда-то была звездой экрана. — Я действительно сожалею о том… о тех словах, которые наговорила вам раньше… И о том, что думала о вас. Что… что вы чудовище… Это все из-за людей, которых вам пришлось убить. Ведь я ничего… ничего не знала ни о Ханслете, ни о Бейкере и Дельмонте, ни о пилоте вертолета. Они были вашими друзьями… Я действительно очень сожалею о том, как вела себя… Действительно сожалею.
Она переигрывала. Кроме того, Шарлотта была так близко от меня, что понадобился бы пинцет, чтобы протолкнуть между нами игральную карту. Да и запах духов! «Эта женщина возбуждает и вызывает головокружение!» — так разрекламировали бы ее газетные писаки. И все время в моей голове звучали тревожные колокольчики, — причем с такой интенсивностью, будто заходились в каком-то дьявольском танце. Я сделал отчаянную попытку отделаться от этого наваждения и попытался думать о более высоких материях.
Она больше ничего не говорила, только сжала мне руку, и я почувствовал себя если не на седьмом небе, то уже и не на земле. Единственный фактор, который не позволил мне до конца потерять уверенность, был стрекочущий шум дизеля. «Файркрест» продвигался вперед, то поднимаясь на волне, то падая в пропасть и вновь осторожно поднимаясь. Я впервые проверил на себе странное поведение вод Гебридского архипелага. Вод и воздуха. Дело в том, что после полуночи чувствовалось заметное повышение температуры. Кроме того, мне нужно было принять соответствующие меры, чтобы ветровое стекло не покрывалось пленкой тумана. Может, с моей стороны это и нечестно. Я хотел выключить автоматическое управление, чтобы найти какое-нибудь занятие, когда она вдруг сказала:
— Наверное, мне лучше спуститься вниз. Вам принести чашечку кофе?
— Если для этого не придется зажигать свет и вы не споткнетесь о Дядюшку Артура… я имею в виду сэра Артура…
— К нему очень подходит прозвище «Дядюшка», — ответила она. Еще раз пожав мою руку, она исчезла.
Странное метеорологическое поведение района Гебридских островов длилось недолго. Постепенно температура моего тела снова пришла в норму, да и меры, принятые мной в отношении ветрового стекла, оказались излишними. А выключить автоматическое управление «Файркреста» я так и не успел. Я быстро подбежал к заднему шкафчику, вынул оттуда костюм для подводного плавания с воздушными баллонами, маску, и принес все это в рубку.
Чтобы приготовить кофе, ей понадобилось двадцать пять минут. На пропановом газе все это можно сделать гораздо быстрее, чем на обычном угольном, и даже если добавить к этому трудности, которые возникают из-за необходимости готовить кофе в темноте, то все равно можно было считать, что мировой рекорд долгого приготовления кофе ею побит. Я услышал звяканье посуды, когда она проносила кофе по салону, и цинично усмехнулся в темноту. Но в следующее мгновение вспомнил о Ханслете, Бейкере, Дельмонте и Уильямсе, и улыбка моя сразу исчезла.
Не улыбался я и тогда, когда той же ночью полз по скалам Ойлен Орана. Я снял костюм для подводного плавания и укрепил большой сигнальный фонарь таким образом, чтобы свет его был направлен точно в сторону моря. Я очень сомневался, достаточно ли тех десяти минут, в течение которых я объяснил Шарлотте и Дядюшке Артуру, как удерживать яхту на одном месте и на одном расстоянии от точки на суше, зафиксированной сигнальным фонарем.
— Держите яхту по компасу на западном направлении, — напутствовал я их перед уходом. — Причем таким образом, чтобы нос все время смотрел в море, против ветра. Если рычаги поставлены на малую скорость, то этого будет достаточно, чтобы удержать судно на одном месте. Если заметите, что начинаете удаляться, сверните на юг, но ни в коем случае не на север! В противном случае вы наткнетесь на скалы Ойлен Орана. Потом сворачивайте на восток на такой же скорости, а потом — под острым углом на север. В итоге вам опять придется свернуть на запад. Там, на южном берегу, вы увидите буруны. Какие бы развороты вы ни делали, не подходите к ним ближе чем на двести ярдов, а когда будете плыть в восточном направлении, то держитесь от них еще дальше.
Они торжественно пообещали мне, что в точности выполнят все инструкции, и, казалось, были даже немного оскорблены, когда заметили на моем лице тень сомнения в их штурманских способностях. Но у меня для этого имелись основания — я не был уверен, что они смогут отличить береговые буруны от пенящихся волн, которые катились на восток, к материку. Придя в отчаяние, я сказал, что укреплю на берегу сигнальный фонарь, на который они могут ориентироваться, и теперь молился за то, чтобы Дядюшка Артур не повел себя так, как капитан одной французской фелюги восемнадцатого столетия, который, заметив сигнал контрабандистов на изрезанном ущельями побережье Корнуолла, направил судно на сушу, приняв сигнальный огонь за путеводную звезду. Вообще-то, Дядюшка Артур был очень аккуратным и добросовестным человеком, но сказать, что море создано для него, — слишком преувеличено.
