дробь, проблеял Семенко.
– Клянешься, хухры-мухры?
– Клянусь!
– Хорошо. И Байзеля, главное, тоже никогда ни о чем не проси. Клянешься?
– Клянусь!
– Ну и молодец, все я ушел.
– Подожди! – пискнул вслед доброму волшебнику Костя,– а можно напоследок одно желание?
– Ладно, но помни. Оно последнее! – прокричал Юкки-Пукка какбы издалека, – и больше никаких тайных и явных желаний!
– Я хочу, чтоб Байзель скорее вернулся! – прокричал Семенко,– Мне очень-очень страшно!
– Хм,– задумался волшебник,– а ты вернешь ему восемнадцать рублей?
– Нет! Верну пятерочку, у меня в копилке есть.
– Хм… Ну ладно, зажмурь глаза, хухры-мухры и посиди в тишине минут пять.
Костя так и сделал и Юкки-Пукка сдержал обещание. Ровно через пять, ну от силы через шесть минут, в двери щелкнул замок и пришел Байзель. Ну не чудо? И сказал с порога:
– Ну, ты и навонял тут Семенко! – и хитро при этом усмехнулся.
ЮОКИ-ПУККА
Петр Иванович Рожок тужился над столом пытаясь починить будильник. Сначала у него не получалось совсем ничего, и будильник продолжал настойчиво тикать, но учитель рисования поднапрягся, и часы остановились. При этом звонок так и не появился.
«Чтож, нелегко принимать такие решения,– подумал про себя Рожок,– но, похоже, пора покупать новый».
И тут в двери позвонили. Петр Иванович тяжело вздохнул и поплелся открывать. На пороге стоял сияющий Пасенков, собственной своею пасенковской персоной.
– Привет, Рожок, с наступающим! – поприветствовал он учителя рисования и прошел в комнату не дожидаясь приглашения.
– Ага,– только и сказал Рожок и поплелся следом.
Ярослав Иванович остановился около стола:
– Это что? – указал он на остатки измученного будильника.
– Часы чиню,– нахмурившись, отвечал Рожок.
– Ну и как получается?
– Не очень.
– Так, понятненько… – Пасенков задумчиво захрустел, попавшимся под руку яблоком и заходил по комнате,– а у тебя, случайно, нет набора «Юный часовщик»?
– Нету,– все также неприветливо буркнул Рожок, и даже руки развел в стороны, мол, смотрите – нету ничего.
– Плохо,– посетовал Пасенков,– потому что, если бы у тебя был такой набор, или, допустим, «Зрелый часовщик», или на худой конец «Старый часовщик», или…
– Ты чего хотел? – перебил Петр Иванович,– мне спать пора.
– Как спать? – Пасенков прямо испугался, по крайней мере, вид у него сделался совершенно испуганный,– а проснешься как? Будильник же тю-тю… На работу опоздаешь, нельзя тебе спать, иди курочку пожарь, лучше. Любишь курочку?
– Люблю,– зевнув, почесался Рожок,– да только выходные завтра, не надо на работу.
– А курочка? – Пасенков сделал ужасно жалкие глаза, но на Петра Ивановича это не произвело никакого впечатления.
– И курочка выходная,– сообщил он посетителю,– если у тебя все, то я… – он начал раздеваться и снял покрывало с кровати.
Пасенков опасливо попятился.
– Помни! Я знаю, как решить твою проблему.
– Ладно, иди Ярик, не волнуйся, никакой проблемы нет. Пойду завтра в магазин, куплю будильник, все…
– Не говори так! – Пасенков погрозил Рожку пальцем,– ты в курсе, что Новый Год скоро?
– В курсе, в курсе…
– Так вот! Сейчас же садись и пиши письмо Юоке-Пукке. Он тебе будильник подарит и не надо будет деньги на ветер выбрасывать. Давай садись, пиши, а я ему письмо так и быть передам.
Рожок дернул губой, но Пасенков достал из нагрудного кармана пиджака авторучку и с ехидной улыбочкой протянул Петру Ивановичу.
– На, рисуй…
Сообразив, что иначе от надоедливого гостя не отделаться, Рожок закряхтел и как был в трусах и закапанной жиром майке, присел за стол, отодвинув остатки будильника подальше.
– А кто он такой, твой, Юоки-Пукка? – уже зевая во весь рот, спросил Петр Иванович.
Пасенков удивленно замер:
– Ты не знаешь? Да это же самый главный человек в Евросоюзе!
– Президент Финляндии? – уточнил Рожок.
– Гомняндии! – свирепо огрызнулся Пасенков,– короче, братела, ты меня утомил, схема проста до безобразия. Пишем маляву, даешь мне, скажем, червончик, или какую-нибудь ценную вещь иную, я несу шефу и будильник твой. В два, а то и в три раза, заметь, дешевле номинала!
– Точно? – не поверил ни единому слову Петр Иванович.
– Обижаешь! – обиделся Пасенков,– Сетевой маркетинг. Якши?
– Пляши… А ты тут каким боком?
– Я? – Пасенков на миг задумался,– ну, не хотел тебя пугать, но придется. Я официальный дистрибьютор Юоки-Пукки в Триполье.
– Во как! – Рожок задумался,– ладно. Гантеля сгодится, мне она все равно ни к чему?
– Конечно, сгодится! – блеснул золотым зубом Ярик и, наклонившись к самому уху Петра Ивановича, прошептал задушевно:
– Ты писать будешь, сволочь, или нет? Задушу…
Рожка передернуло, и он склонился над столом. Через минуту письмо было готово, а довольный Пасенков потопал к Володе Якорю.
Текст получившегося письма был немного официален, но предельно лаконичен: «Уважаемый Юкка! Прошу предоставить мне новый будильник, взамен старого. Я очень хорошо вел себя целый год. Петя». Внизу стояла дата и корявая подпись.
У Якоря Пасенков не задержался. Деловые люди всегда друг друга поймут с полуслова. Володя был пьян и потому благодушен. Вникнув по мере сил в суть проблемы, Якорь поздравил Пасенкова с назначением, долго его обнимал, а потом рубанул рукой воздух и заорал:
– Все забирай – не жалко!
От подарков отказался, и если б не Ахинора Степановна, оказавшаяся неподалеку, то предприимчивый дистрибьютор вынес все бы и вынес, а так ограничился банкой соленых огурцов, бутербродом с колбасой и сломанным детским велосипедом. Велик был ничейный и стоял в тамбуре уже года три, а подходящего возраста детей в семье Якорей уже давно не было.
На лестнице Пасенков упаковал банку в синий рюкзак, доел бутерброд и, взвалив велосипед на плечо, потащился на чердак, проклиная свою безвозвратно ушедшую куда-то молодость.
На чердаке был офис, об этом гласила вывеска в виде непонятно как оказавшегося на мусорке у Кукловода финского флага, на котором Пасенков лично намалевал стилизованную букву Л, которая для понимающих людей должна была обозначать Лапландию.
В офисе Ярослав Иванович разгрузил рюкзак, выпил рюмочку финской же водки под Ахинорин огурчик, немного отдохнул и отправился дальше.
Когда он вошел к Семенко через настежь открытые двери, тот сидел перед телевизором и смотрел дебильную рекламу про зубы, комментируя вслух:
– Тепер я можу підкусювати навіть гарячі вареники,– кривлялся Костя и ужинал при этом. А еще перед ним сидел очередной мусороподвальный кот, приманенный на кусок печенки, и теперь связанный алюминиевым проводом, и алчно глядящий на своего мучителя, поглощающего тот самый кусок печенки.
Костя закончил петь одну рекламу, и запел другую:
– Я з’їм твою печінку, клітинка за клітинкой!
У кота что-то булькало и урчало внутри, и страшным горели глаза, а еще текли слюни, как у бульдога. Было видно, что он с удовольствием бы сожрал и мучителя и печенку, и еще кусков десять этой печенки.
Ярослав брезгливо осмотрел всю эту гоп-компанию и прокашлялся. Потом произнес значительно:
– Так ребенок, времени у меня мало. Быстренько письмецо пишем Юо…, отставить, для тебя это слишком сложно, для Деда Мороза, платим за доставочку и…
– Три желания!!! – подскочил Семенко и как безумный забегал по комнате в поисках пишущих принадлежностей.
Отставной депутат быстренько его пыл охладил:
– Ага, три. Сейчас! Одно,