Затерянный мир - Юрий Валерьевич Литвин

максимум можешь рассчитывать на бонус, и то! – он угрожающе поднял вверх любимый указательный палец с длинным наманикюренным ногтем,– если делаем хороший залог.

– Какой залог? – несколько упавшим голосом поинтересовался Семенко.

– Обыкновенный, как в нормальных фирмах делается. Мы налоги платим аккуратно, а фонды у нас сам понимаешь… – Пасенков развел руками, и даже Костя понял, что фонды явно не резиновые.

Костя задумался, одновременно переваривая информацию и печенку.

– Я… Хочу…

– Помни! – дистрибьютор снова авторитетно поднял вверх палец, и Костя зачарованно уставился на него,– Только одно желание! Но, если…

Костя сглотнул остатки печенки, хмурый кот сглотнул слюну и напряг мышцы, проволка стала медленно разгибаться. В воздухе повисла пауза.

– Хочу джинсы с дырками… Колготы надоели,– наконец, сказал Семенко.

Пасенков важно кивнул:

– Оформляем заказ, оплачиваем и сдаем ненужные колготы. Только чистые.

Костя куда-то убежал, потом вернулся и свалил кучу тряпья в пасенковский рюкзак. Кот, освободившись от пут, издал победный вопль, но был уже никому не интересен.

– Хорошо,– сказал Ярослав Иванович,– теперь залог. Что есть у тебя?

Семенко развел руками:

– Ничего… – потом шлепнул себя по лбу: – Хотя есть!

– Хотя! – отозвался Пасенков.

– Вот! – Костя указал на кота, добравшегося до остатков печенки.

– Понятно,– прикинул что-то в уме отставной депутат и произнес загадочную фразу, – значит возьмем продуктами. Где у нас холодильник ребенок?

Через некоторое время, нагруженный продуктами Пасенков, снова тащился на чердак.

Незаметно наступило 31-е число. Ярослав Иванович нарядился в красный кафтан и «дедморозовскую» норковую шапку. Кафтан был ярмарочный, украденный в Городе из филармонии, еще в депутатские времена, его, в принципе, можно было выдать за одежду Юоки-Пукки. А вот шапка была личная Ярослава Ивановича, из мехового магазина и для того, чтобы выдать ее за головной убор финского Деда, пришлось шапку щедро украсить обыкновенной ватой. Борода была изготовлена из мочалок, а посох отыскался на чердаке. Правда к нему была прибита какая-то табличка, еще с первомайским лозунгом, и ее пришлось перекрашивать. Но это были мелочи, незаслуживающие внимания. Потому, повертевшись перед зеркалом, новоиспеченный Юокка водрузил на плечи тяжелый синий рюкзак, а на шею повесил клеенчатую сумку для подношений и с тем отправился в путь. Желания исполнять.

Начал по-обыкновению с Рожка.

– С Новым! – проорал он с порога прямо в вечно недовольное лицо учителя рисования. Тот дернул губой и проскрипел:

– Вы к кому гражданин?

Пасенков закашлялся, он ожидал чего-то подобного, и елейным голосом пропел, скрывая по мере сил подступающую к горлу злобу:

Джинго белл,

Джинго белл,

Джинго фарувэй!

Якши?

– Ага! – снова дернул губой Рожок,– я по средам не подаю! Иди на свою мусорку, пока я милицию не позвал. – После чего сделал решительную попытку закрыть дверь, но лакированный ботинок отставного депутата ловко вклинился в щель. Какое-то время они давили на дверь с одинаковым усилием, потом Пасенков прохрипел:

– Будильник заказывали?

Рожок раззявил рот и промычал:

– Ааа…

Ярослав Иванович нахмурил брови и хрипло пропел:

– Наша служба и опасна и трудна…

– Какая служба?

– Доставки, блин… Оформлять будем? – поинтересовался он тоном участкового.

– Шо оформлять? – отпустил дверь Рожок.

– Доставку! – Юоки-Пукка протиснулся, наконец, в прихожую.

– Будем, или…

– Или, – с ударением на последний слог произнес Ярослав Иванович и деловито спросил:

– Водка есть?

– Нету…

– Значит червончик за труды, и будильничек получаем… – с этими словами он выставил на стол видавший виды, но бодро тикающий механизм от доктора Спиннинга.

– О! – раззявил рот восхищенный Рожок,– О! Это мне?

– Тебе, червончик гони, говорю.

– Ага,– Петр Иванович на автомате удалился в комнату, и вернулся с деньгами, отдал их Пасенкову, и с довольным видом принялся крутить будильник, тот естественно стал звонить, а Юокка между тем удалился весьма довольный собой. На прощание Рожку подмигнув.

Следующим по очереди был Якорь. Тут Юокка особо не церемонился. С серьезным видом вручил хозяину бутылку отличнейшего, но дешевого самогона, после чего под восторженные крики гостей, был усажен за стол, ибо проводы старого года были в самом разгаре, и был плотно накормлен и напоен, одарен финансово, и расцелован неоднократно.

После всего Юоки-Пукка направился к Сяну. Там, чем-то особенным поживиться он не рассчитывал, но за диковинную машинку для карлика, с антенной и настоящей милицейской мигалкой, тупо украденную с одной из многочисленных предновогодних распродаж, Ярослав Иванович думал выдурить у прижимистого армянского дедушки минимум мешок картошки, максимум тот же мешок и кило колбасы. Картошку семейство воровало на окрестных огородах, а колбасой Сян хвастался накануне.

Буцефал, увидев машинку, оторопел и, кажется, Пасенкова не опознал. Молча выпер на порог мешок корнеплодов и захлопнул дверь прямо перед лицом Юоки-Пукки. Пасенков отправился дальше, под несмолкаемый и торжествующий вой сирены.

Немного вздремнув у неадекватного Шульца, которому давно было все равно, Ярослав Иванович отправился к Байзелю. Шульц что-то орал вдогонку, но Пасенков рявкнул:

– Цыц! – и сорвал с дверей яркую занавеску, которую обещал одной даме из 123-й кваритры, после чего гордо удалился.

У Байзеля было тихо, Семенко сидел один дома и резался в компьютер, увидев Юоку-Пукку в полном праздничном наряде, он слегка ошалел. Юокка же, распевая что-то из финского фольклора, важно прошествовал в комнаты и уселся под елкой, опасливо поглядывая на здоровенную свастику установленную наставником Кости вместо верхушки. Потом развязал с важным видом мешок и вытащил связку Костиных бывших колгот, сильно изрезанных ножницами.

– На ребенок, владей. Юока-Пукка услыхал твои пожелания и дарит тебе колготские джинсы из Италии, в дырочку, тьфу в сеточку. Э-э-э… шесть пар. Во как! Но помни! – глядя на уже раскрывшего рот от нахлынувшего счастья Семенко, добавил Ярослав Иванович,– ровно в 12 они превратятся в скользких улиток.

Костя поежился. Пасенков отчего-то тоже.

– А я не хочу улиток!

Юокка-Пукка покачал бородой:

– Понимаю, тогда если ты не желаешь, чтоб злые улиты кусали тебя за ляжки, нужно… ммм… Передать в Лапландию посылку ммм… Северным оленям. Вот!

Костя думал недолго, секунды две.

– Я сейчас! – крикнул он, убегая, вернулся же с картонным ящиком.

– Фух! – сказал он отдуваясь,– Собрал!

– Молодец! – похвалил его Юокка,– А что там?

– Да вещи разные!

– Вещи это хорошо! – Пасенков зевнул, дала знать о себе усталость последних дней,– да только оленям, блин, на севере холодно. Так?

– Так.

– Ну и ладненько,– Пасенков взвалил ящик на плечо и потопал к выходу.

– Стойте! – крикнул Костя и вытащил из-за спины фломастер. Он уже успел переодеться в «джинсовые» колготы и теперь во всю сквозь прорехи сверкал немытыми ягодицами. – Надо же адрес написать! – на голове у него красовалась Байзелева эсэсовская фуражка. Парадная.

– А, ну пиши,– разрешил Пасенков,– только скорей, а то мне еще в Лапландию лететь и в эту… Корейскую республику. В смысле в Карельскую…

– Я мигом! – противно вывалив язык, Костя принялся что-то царапать на коробке. Пасенков терпеливо дождался конца этой процедуры, а Костя проводив Юоку принялся примерять перед зеркалом все без исключения пары «джинсовых колгот» и, раздувая свои монгольские скулы, петь одноименную песенку из репертуара «Ночных снайперов».

Ярослав Иванович добрался до офиса, отклеил бороду, глотнул из горла финской