В этот период я познакомился с ними поближе. Старший оказался туповат. По-видимому, он был древнее, чем я предполагал. Ко мне он относился безразлично, как ко всему на свете, кроме сочной травы. Зато другой, помоложе, проявлял признаки сообразительности, свойственные слону. Я старался завоевать его расположение. Пища составила первый и необходимый элемент для сближения: я таскал ему в пещеру огромные охапки травы и листьев, которые он мгновенно проглатывал. Постепенно мне удалось завоевать его доверие. Ни одно даже самое глупое животное не устоит перед настойчивым желанием человека приручить его. Сперва мамонт привык ко мне, потом это чувство перешло в прочную привязанность. Я все больше и больше приручал его. Собственно говоря, никакой определенной цели у меня не было. Это огромное добродушное с людьми животное могло оказаться полезным в будущем.
Мне приходилось действовать потихоньку. Авах, Ванаванум и даже Туанхо не одобряли ничего, что нарушало их обычаи и жизненный уклад. А мамонт был для них тотемом — нечто вроде божества.
Прошло немного времени, и мамонт стал слушаться меня.
Однажды, блуждая с Намха в пещерах, куда другие обычно не заходили, я обнаружил одну интересную резьбу на кости, относящуюся, несомненно, к глубокой древности. Она изображала человека, сидящего на спине мамонта.
Находка имела для меня огромное значение. Она доказывала, что когда-то мамонты были приручены. Возможно, это было местное, частное явление, но доказательство казалось неопровержимым. Авах и Ванаванум рассматривали резьбу с большим интересом, чем обычно относились к самым выдающимся событиям. Я убеждал их, что у предков существовал, видимо, обычай не только обожествлять, но и использовать мамонтов, и предлагал им следовать примеру предков. Они не возражали и не соглашались и постепенно потеряли интерес к этому вопросу, чему я был втайне рад. Так случай помог мне теперь открыто заниматься приручением мамонта.
Для моих дикарей, как, впрочем, почти для всех людей, оказалось вполне достаточно разрушить некоторые предрассудки, чтобы остальное пошло само собою. Сперва они удивлялись, что мамонт охотно слушается меня, потом привыкли и стали считать это вполне естественным.
Дрессируя мамонта, я задумал соорудить сани. Долго подыскивал подходящий материал, наконец в декабре приступил к работе.
Авах сперва отнесся к моей затее с открытой неприязнью. Потом он, как всегда, привык и перестал обращать внимание на мои занятия.
В январе ударили морозы, хотя далеко не такие суровые, как в окружающих ледяных пустынях. Но мы жили в пещерах, где было достаточно тепло, и не страдали от холода.
Тогда произошло важное событие.
В тот день северное сияние было особенно ярким. Блестящие полосы, арки и дуги охватывали весь небосклон. Они поднимались из-за горизонта, как яркие рубиновые сполохи, и, постепенно меняя тона, достигали зенита аквамариновыми змейками, затмевавшими мелкие звезды. Земля и воздух были неподвижны; казалось, они замерли в созерцании великолепного, торжественного зрелища, которое вызывало во мне неосознанное тревожное ожидание.
Мы с Намха брели по долине, когда почувствовали подземный толчок такой силы, что потеряли равновесие. Я был потрясен до глубины души.
— Так погибли наши предки! — в ужасе вскричала женщина. — Так упали горы!
Меня охватил ужас, подобный тому, который я испытывал, когда спасался от медведей.
Но толчок не повторился.
Мы побежали к пещерам. Мамонты вышли из своих убежищ. Старый, как всегда, тупо переминался с ноги на ногу, младший явно нервничал: его огромные уши чутко ловили звуки. Он был напуган, но готов к бою. Мое появление хорошо подействовало на него: он нежно обвил меня хоботом за талию — это было у него выражением ласки — и постепенно стал успокаиваться.
В пещеры мы вводили осторожно, однако они не пострадали от толчка.
Пока мы с Намха осматривали стены, вошла Туанхо в сопровождении своей дочери и старухи. Они были очень испуганы, старуха клялась, что таких сильных толчков она не помнит.
Авах и старик долго не приходили, и мы отправились искать их: Туанхо — в северном направлении, старуха двинулась к востоку, а мы с Намха — к западу.
Намха опять стала весела и беззаботна: дитя природы, она жила настоящим и легко забывала все неприятное и тревожное. Но мое воображение цивилизованного человека рисовало наше ближайшее будущее в мрачных тонах. Очевидно, подобные подземные толчки послужили в свое время причиной образования этого оазиса первобытной жизни среди мертвых ледяных просторов. Они случайно создали условия, сохранившие климат и природу далеких веков на этом чудесном клочке земли, но им также ничего не стоило и уничтожить эти исключительные условия.
Мы шли около часа, когда вдали послышался топот, и огромный олень-самец появился перед нами в призрачном свете северного сияния. Это было великолепное животное в полном расцвете сил и красоты. Он был в сильном возбуждении: его стройные передние ноги рыли землю, дрожь пробегала по могучей спине. Он не боялся нас, казалось, он ждал нас…
Я инстинктивно схватился за гарпун, но тут же опустил его. В пещерах у нас было запасено достаточно мяса.
Несколько мгновений олень смотрел на нас, потом в два прыжка исчез из виду.
— Он бешеный! — воскликнула Намха. — Он нападет на нас!
Я снова схватился за гарпун. Не успел я размахнуться, как вынырнувший из мрака олень кинулся на Намха. Она увернулась от его удара и бросилась бежать. Олень помчался за ней. Я с силой метнул гарпун, но промахнулся. И в тот момент, когда грозные рога животного готовы были свалить бегущую женщину, я выхватил револьвер и дважды выстрелил. Олень внезапно споткнулся, остановился, потом упал на передние ноги и растянулся во весь свой громадный рост.
Потрясенная и радостная Намха закричала:
— Алгла убил большого оленя!
Но потом тревога омрачила ее радость. Она поняла, что я использовал какой-то новый вид оружия, неизвестный детям Мамонта. Она пугливо простерла руки к револьверу, который я продолжал сжимать в руке.
— Олень хотел убить Намха, — сказал я. — Намха не должна рассказывать детям Мамонта про огненный топор, поразивший оленя. Если Намха скажет, огненный топор не сможет больше никого спасти.
— Намха не скажет! — быстро ответила она.
Я знал, что она сдержит слово. Мне было необходимо хранить пока секрет своей винтовки и револьвера.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда огненный топор станет другом Намха.
