Игорь валялся на диване в гостиной, выражение несколько помятого лица у него было малоосмысленное. Увидев девушку, он даже не поднялся, только вяло махнул рукой.
— Привет.
— Встань, урод, — резко сказал Зотов. — Женщина в комнату вошла. Сколько тебя можно учить?
— Так это ж Лерка, — удивлённо-простодушно возразил Игорь. — Она ж своя.
— Встань, я сказал, — повторил Вячеслав Олегович. — Пойди умойся и возвращайся сюда.
Певец послушно сполз с дивана, запахнул халат, в котором так и ходил с самого утра, и поплёлся в ванную. Вернулся он несколько посвежевшим.
— Значит, так, — начал Зотов, обращаясь к Лере, — насколько я понял из слов Игоря, речь идёт о каких-то кассетах, которые якобы были на даче твоих родителей. Ты совсем не представляешь, о чём может идти речь?
— Нет, — покачала головой Лера, — понятия не имею.
— Знаешь, — задумчиво продолжал Вячеслав Олегович, — я целый день думал о том, что мне рассказал Игорёк, и мне пришло в голову вот что. Среди друзей твоего папы были иностранные журналисты, двое или трое, я сейчас уже точно не вспомню. Вы оба тогда ещё были слишком малы, так что не понимали, что происходило в стране. После смерти Брежнева… Вы хоть знаете, кто такой Брежнев?
— Конечно, — ответила Лера.
Игорь только кивнул, не очень, впрочем, уверенно.
— Так вот, после смерти Брежнева началась полоса разоблачений, сначала очень аккуратных, потом, после смерти двух следующих генсеков, всё более и более активных. И иностранные журналисты, а особенно зарубежная разведка, очень этим делом интересовались. Все кинулись искать компрматериалы, причём не только на высокопоставленных чиновников, которые были на виду, но вообще на всех подряд. Я не исключаю, что твои, Лерочка, родители помогали своим друзьям-журналистам. Они, конечно, не собирали информацию, они этого и не умели, и интереса такого у них не было, они были людьми творческими. Но они вполне могли предоставить свой дом за городом для разных встреч и для хранения таких материалов, если между журналистами, разведчиками и контрразведчиками начиналась мышиная возня. Ты понимаешь, о чём я говорю?
Лера обратила внимание, что обращается Зотов только к ней, Игорь в разговоре как бы и не участвует, хотя сидит тут же, рядом. И обращается Вячеслав Олегович к ней ласково, словно и не устраивал ей выволочку несколько минут назад на кухне. Конечно, она понимала, о чём говорит дядя Слава. Лера Немчинова была девушкой начитанной, а про подобные конфликты книжек написано немало.
— Если у твоих родителей хранились кассеты с такими материалами, то вполне понятно, что кому-то они понадобились. Прошло десять лет, но интерес к информации не утрачен. Но я подумал ещё вот о чём: твой дедушка убил твоих родителей. Я понимаю, для тебя, Лерочка, это огромная трагедия, и ты не можешь простить деда. А ты когда-нибудь думала о том, что дедушка убил не только твоего папу? Он ведь убил собственного сына. И для этого нужны очень веские основания. Я бы посоветовал тебе над этим задуматься.
— Не было у него никаких оснований, — оборвала Зотова Лера. — Просто напился пьяный и схватился за ружьё. Подонок, сволочь! Ненавижу его!
Зотов поднял руку, словно хотел остановить её.
— Не всё так просто, девочка моя. Я не верю в то, что твой дед мог банально напиться и перестрелять собутыльников. Эта сказка хорошо проходит в милиции, но не среди близких людей, которые хорошо знали семью. Твой дед был человеком спокойным и уравновешенным, в нём совсем не было агрессивности. Он очень любил твоего папу. И, между прочим, почти не пил. Что же такое могло случиться, чтобы он сделал то, что сделал? Разве ты сама его никогда не спрашивала?
— Нет. Чего спрашивать? Он убил моих родителей, оставил меня сиротой в восемь лет. Так что толку разговаривать об этом? Родителей всё равно не вернёшь, — с горечью ответила Лера.
— Это верно, — согласился Зотов, — но верно лишь отчасти. Лерочка, твоих родителей нет в живых, дедушка — единственный твой близкий родственник на этом свете. Ты живёшь с ним бок о бок, под одной крышей. Так неужели тебе не хочется хотя бы понять, что тогда произошло? Я знаю, ты плохо относишься к деду, ненавидишь его всей душой, но, деточка, так жить нельзя. Нельзя ненавидеть человека за поступок, не понимая, почему он его совершил. Я уж не говорю о том, что нужно уметь прощать людей.
— Да разве можно простить такое? — закричала Лера. — Вам легко говорить, ваших родителей не убивали! Давайте я завтра их убью, а потом посмотрю, как вы будете меня прощать. Как у вас язык поворачивается…
— Хватит, — прервал её Зотов. — Прекрати истерику. Убийству оправдания нет, но это не означает, что мы не должны пытаться понять правду. Ты, между прочим, дорогая моя, до сегодняшнего дня вынашивала планы избавиться от шантажиста. Ты что же, на курорт его посылать собиралась, чтобы он не звонил больше нашему чудесному Игорьку? Ты его убить хотела.
— Сравнили тоже! — фыркнула она. — Я хотела убить шантажиста, а дед собственного сына убил, меня сиротой оставил.
— А если у вашего шантажиста пятеро детей? Вы ведь их тоже сиротами оставили бы. Ловко у вас получается, голубки! Вам, значит, убивать, можно, а больше никому нельзя. Это как называется? Двойная мораль? Не просто двойная — преступная!
— Он — шантажист, он сам преступник, — не отступала Лера. — А мои родители никого не шантажировали.
— А ты откуда знаешь? — прищурился Зотов.
— Если бы они сделали что-то нехорошее, и дед их убил за это, он бы на суде так и сказал, чтобы оправдать себя. Он же не сказал? Не сказал. Значит, сказать было нечего. Напился и застрелил, подонок. Вот так!
Лера окинула Зотова победным взглядом. Пусть попробует возразить против её железной логики. А то сравнивать надумал её папу с мамой и какого-то мерзкого шантажиста. Она старалась говорить как можно громче и увереннее, чтобы заглушить невесть откуда взявшийся голосок, который начал ей что-то нашёптывать… Что-то такое неприятное, опасное, вызывающее страх.
— И снова ты права, — отчего-то мирно согласился Зотов. — Твой дед ни на следствии, ни на на суде ничего такого не сказал. Но ты не забывай, что речь шла о его сыне. О его единственном сыне, об отце его единственной внучки. Сына больше нет, но остаётся его репутация и, между прочим, остаётся жить маленькая девочка. Каково этой девочке придётся в дальнейшем, если все, в том числе и она сама, будут знать, что её отец совершил нечто преступное? Твой дед мог знать какую-то ужасную правду про твоих родителей, но он скрыл её, взял вину полностью на себя, чтобы облегчить жизнь тебе же, Лера. Он о тебе заботился. Он о тебе думал, потому и пошёл в тюрьму не на три года, а на все девять лет. Он принёс себя в жертву всей твоей будущей жизни. Ты не хотела бы об этом подумать, а потом и поговорить со своим дедом?
