Вскоре бандит остановился.
— Здесь двери. Я вот этим ходом налево выйду через твой дом. А ты живее беги вот сюда направо. Попадешь, минуя люк, в бондаревскую часовню, где студент живет. Да поторапливайся, пока он к себе не вернулся! Для дележа сойдемся через час в Кобыльем овраге…
С этими словами бандит открыл, одну против другой, две двери в стенах коридора…
Когда три огонька сошлись, наконец, в тупике, раздались одновременно три радостных возгласа.
— Товарищ Иваницкий! Как хорошо, что вы здесь! — воскликнул студент.
— Хорошо, что вы здесь, товарищ Иваницкий! — произнес худощавый человек.
— И вы здесь, товарищ Лобанов! Отлично! — обрадовался археолог. Затем, посмотрев на худощавого человека, спросил его: — А вы откуда?
— Я шел следом за вами, — сухо ответил худощавый и показал Иваницкому какое-то удостоверение.
— А, очень рад! — сказал Иваницкий. — Вы нам поможете.
— Кажется, должен быть и четвертый… Я шел за вами, товарищ Иваницкий, принимая вас за бандита, — сказал Лобанов, рассматривая фонарь археолога, — а может быть, я и в самом деле гнался за бандитом? Во всяком случае, я только что слышал, как кто-то убежал вот в этом направлении.
— Совершенно верно! — подтвердил Иваницкий. — Мне тоже показалось, что там мелькнул огонек.
— Не будем терять времени! — проговорил худощавый. — Раз вы оба кого-то видели, идем по горячим следам!
Про себя он подумал: «А по-моему, я уже нашел того, кто мне нужен…»
Пока они шли по коридору, археолог еще раз рассказал о таинственных шагах, о падавших через вентиляционные ходы вещах, о надоедливом стуке подземного сапожника.
— Я вам сейчас покажу вещи, которые прилетели в мою вентиляционную отдушину; они — в рундуке.
Иваницкий с худощавым ушли вперед, а Лобанов нагнулся, рассматривая что-то на полу.
— Украли! — закричал Иваницкий. — Клад украли!..
Худощавый осмотрел рундук, то и дело оглядываясь на Лобанова.
— Где у вас вещи, что сыпались в отдушину? В этой коробочке? Они нам скоро пригодятся, — сказал он.
— Идите скорей! — крикнул Лобанов. — Я след нашел!
Все трое побежали к нему. Лобанов осветил узенькую дорожку цемента.
— Есть! — радостно воскликнул худощавый, нащупав кольцо в стене…
Они шли узким извилистым коридором, поднимавшимся несколько в гору.
— Кто здесь мог идти с мешком цемента? — рассуждал Иваницкий. — Если вор хотел замуровать клад, то он должен быть необычайно сильным, чтобы тащить и оба ящика и цемент одновременно.
— Не обязательно одновременно, — сказал худощавый.
Они вышли к лестнице. Наверху ее валялся драный мешочек с цементом, почти пустой.
Очевидно, Стручков только здесь вспомнил про цемент.
Смущенный Лобанов остановился.
— Что за черт! — сказал он. — Ведь я здесь живу…
XIII. НЕОПРОВЕРЖИМЫЕ УЛИКИ В КОРОБОЧКЕ
Лобанов жестом радушного хозяина пригласил обоих гостей присесть на свой чурбачок.
Оба отказались.
— Ну, если мой диван не нравится, как хотите! — Он уселся на чурбачок.
Иваницкий уныло осматривал «комнату» Лобанова.
Худощавый, наоборот, был очень доволен. Прежде всего он осмотрел содержимое коробочки, взятой у Иваницкого. Потом стал обходить все углы, все рассматривал и щупал. Снял с полки старинную славянскую книгу без первой страницы. Осмотрел «лампу». Затем подошел к Лобанову и, вынув из коробки Иваницкого свернутую в трубку оловянную тарелку, спросил:
— Сможете развернуть ее и опять свернуть?
— Попробую, — улыбнулся студент. Без труда он развернул трубку и снова скатал. — Только к чему это? Силу мою, что ли, хотите испытать?
Вместо ответа худощавый вынул из коробочки развернутый окурок козьей ножки и, приложив его к остаткам оторванной страницы книги, взятой с полки Лобанова, положил книгу на стол.
— Вы курили в этой бумаге свою махорку? — спросил он.
— Не свою махорку, а чужой английский трубочный табак, — поправил его. Лобанов.
— Сейчас меня не интересует, как вы достаете табак, — возразил худощавый. — Но вот зачем вам понадобилось скатывать и бросать тарелку? Впрочем, это мы успеем выяснить. Уже одного следа, ведущего к вашему жилищу, было бы достаточно, чтобы рассеялись все сомнения. Я за вами давно следил.
Лобанов был ошеломлен и не сразу нашелся, что сказать. Он перестал постукивать ногой о стенку, вскочил с чурбака и сказал с раздражением:
— Что вы мудрствуете! Если окурок действительно мой, разве из этого следует, что тарелка не брошена кем-нибудь другим, или что через мою комнату не мог пройти еще кто-нибудь? Мало ли здесь ходов! Вы же вот пришли сейчас!
— Я вас искал и нашел. Не будем спорить. Вы скажете «совпадение» и так далее. Эти возражения мне знакомы. Вы часто так стучите ногой об стенку? — внезапно оборвав себя, спросил худощавый.
— Всегда, когда сижу здесь и занимаюсь.
— Не этот ли звук вы, товарищ Иваницкий, принимали за стук молотка сапожника?
— Пожалуй, что этот, — печальным тоном подтвердил Иваницкий.
— Вот вам еще доказательство! Говорить больше не о чем. Улики неопровержимые! Вы арестованы.
На другой день в газете в отделе происшествий появилось следующее сообщение:
«Полуразрушенный дом, занимаемый гражданином Стручковым, обвалился. Из-под развалин извлечен обезображенный труп хозяина, принимавшего участие в похищении клада, найденного накануне археологом при раскопках. В окоченевших руках трупа крепко зажат один из похищенных ларцов, набитый ценностями. В кармане — похищенный у археолога план, в котором было указано место нахождения клада. Ларец тут же был опечатан. Другой похищенный ларец еще не найден».
Одновременно сообщалось, что арестован подозреваемый в соучастии в похищении студент Лобанов, который долгое время жил в катакомбах. Производится следствие.
Следующее сообщение гласило:
«Кассир мыловаренного завода Хлопов скрылся. Обнаружена значительная растрата. При обыске на квартире у него найдена записка к жене такого содержания: «Если я исчезну и растрата не будет пополнена, значит, надежда на клад меня обманула и я покончил с собой». Очевидно, эта записка оставлена со специальной целью замести следы и выиграть время, чтобы успеть подальше уехать».
Лобанов безнадежно пытался разорвать сеть захлестнувших его улик и все более раздражался.
— Все, что я знаю, я рассказал! — воскликнул он. — Мне надо готовиться к зачету, а у меня отнимают время всякими расспросами! Ни в чем я не повинен! Никакой шкатулки не видал! В жизни своей не видел никакого Стручкова! Вот и все! Баста!
