— А зачем оно вам, начальство? — офицер так и впился взглядом в незнакомца. — Сначала расскажите, кто, зачем прибыли, где перешли фронт?.
— Вот там и объясню, — лицо незнакомца помрачнело, — проводи к главному.
— Советую говорить на «вы» и поконкретнее. Мы здесь все главные, — офицер положил руку на автомат.
— Тут дело такое, запутанное, — неуверенно начал незнакомец.
— Распутаем, не мямлите! И не темнить, нам известно все! — неожиданно закричал офицер.
— Вот как? — хмуро отозвался незнакомец. — Тогда чего же рассказывать? Только смотри не лопни от важности: делай что просят, доложи майору.
— Молчать! — взвился офицер. — Да знаешь ли ты, где находишься! Сядь-ка вон на тот стул. Да руки назад, — голос его сорвался. — Знаешь, где ты, спрашиваю?
— Догадываюсь, раньше это называлось особым отделом. А теперь как?
— Смерш. Понятно — смерть шпионам. Вот как. Мы не таких еще… — начал лейтенант.
— Эк тебя разметало. Докладывай, говорю, начальству!
— Да как ты смеешь…
Неожиданно отворилась дверь, ведущая в другую комнату. На пороге появился среднего роста майор лет пятидесяти, совершенно седой, в надетой поверх кителя меховой безрукавке.
— Что здесь происходит? — спросил он, растягивая слова, и с любопытством посмотрел на незнакомца.
— Вот, связисты задержали, бродяга какой-то подозрительный. Да еще огрызается, — офицер выбежал из-за стола и зачем-то выхватил пистолет. — Автоматом грозит…
— Меня никто не задерживал, я сам попросил их подвезти. А автомат-то у тебя на столе.
— О, видите, уже сочиняет. Не иначе шюцкоровец переодетый.
— Подождите, — остановил его жестом майор. — Вы ко мне? Объясните, пожалуйста.
— Наверное, к вам.
— Тогда проходите, — он посторонился, пропуская незнакомца.
В большой, скудно обставленной комнате было светло, пахло душистым табаком и свежевымытым полом. Напротив двери стоял небольшой, застеленный белой бумагой стол, рядом два кресла, в углу кровать, на стене карта.
— Садитесь к столу поближе.
Майор взял коробочку из-под конфет, достал щепотку табака и набил трубку. Заметив, как человек сглотнул слюну, он пододвинул к нему коробку: — Курите, папирос нет, свертывайте из газеты.
— Спасибо, с удовольствием, давно без курева.
Закурили. Майор сел за стол и спросил:
— Ну слушаю вас?
— Даже с чего начать, не знаю, — человек затянулся, — путается все в мыслях.
— Вы русский?
— Да. Вернее, отец у меня русский, а мать узбечка.
— Рассказывайте, не волнуйтесь, желательно по порядку. Начните хотя бы с самого момента рождения. Но сначала представьтесь, пожалуйста.
— Мишин моя фамилия, Юрий Сергеевич, бывший стрелок-радист, старшина, из эскадрильи дальних бомбардировщиков капитана Бахметьева…
* * *
В длинном, обшитом дранкой, но еще не оштукатуренном здании штаба авиационного полка сидели все участники предстоящего полета. Под потолком слоился синий табачный дым. После длительного обсуждения предстоящей операции, когда уже были выработаны все летали, поднялся генерал:
— А накурили-то, прямо топор вешай. Прошу внимания, товарищи! Тише. И хватит дымить — дышать нечем. Я еще раз подчеркиваю всю важность этого особого задания. Дело, пожалуй, не столько в тактическом значении операции, сколько в политическом. Ну а теперь, если нет вопросов — все свободны. Можно отдыхать. Вылет ровно в двадцать один ноль-ноль…
Аэродром, расположенный на одном из островов Балтики, плотно затянули низкие клочковатые тучи. Моросил мелкий нудный дождь. У леса застыли уже освобожденные от маскировочных сетей готовые к старту тяжелые четырехмоторные самолеты. Тишина, только откуда-то от края взлетного поля доносился хриплый с повизгиванием лай сторожевой собаки. Вокруг машины собрался весь экипаж. Люди, несмотря на август, были в меховых унтах, теплых куртках и шлемах. Иначе нельзя: там, наверху, температура минус сорок.
— Ну что ж, пора. — Капитан Бахметьев посмотрел на светящийся циферблат часов. — По местам, друзья, дорога дальняя.
Один за другим люди исчезали в люке фюзеляжа.
Из-за темных строений справа, шипя, поднялась в небо зеленая ракета и, на мгновение осветив мертво-зеленоватым светом мокрое покрытие аэродрома и блестящие от дождя самолеты, погасла, не долетев до земли.
Тяжело переваливаясь по травянистому полю, бомбардировщики вырулили на старт, еще раз взревели моторы, и, набирая скорость, машины взяли разбег и поднялись в небо. Флагман лег на курс, остальные заняли свои места в походном строю…
Над Берлином, словно по заказу, туман рассеялся. В черной бездонной глубине оранжевыми искорками побежали цепочки и скопления огоньков. Столица рейха не затемнена. Да и что опасаться, по радио только вчера объявили: армия победоносно воюет далеко на востоке. А советской авиации, тем более дальних бомбардировщиков, как докладывали компетентные чины, практически не существует.
На высоте шесть тысяч пятьсот метров флагман, увлекая за собой остальных, начал снижаться. Пять, четыре, три, два! Две тысячи!
— Давай! — Бахметьев резко поднял и опустил руку. Самолет вздрогнул. От его длинного грузного тела попарно отделились бомбы.
Багровое пламя взметнулось над вокзалом, за мостом через Шпрее, прямо в середине Александерплаца.
— А ну еще раз! — капитан медленно потянул штурвал на себя. Яркие взрывы внизу вновь пронзили черноту ночи.
Небо разрезали белые ножницы прожекторов. Беспорядочно забухали зенитки. То гам, то здесь вспыхнули клубы разрывов.
Враг уже опомнился — город погрузился во тьму, только зарева пожаров мутно проступали сквозь темную пелену. Самолет повернул на обратный курс.
Машину тряхнуло. Слева и справа, ослепив на мгновение экипаж, разорвались снаряды. Командир резко положил штурвал, и бомбардировщик, скользя на крыло, нырнул в темноту.
— Осмотреться, есть ли повреждение! — раздалась команда. К Бахметьеву подошел штурман, стараясь перекрыть шум моторов, он крикнул:
— Компасы разбило. Перебит бензопровод третьего двигателя, убит стрелок второй пушки.
Самолет описал полукруг и вошел в густую облачность.
— Товарищ командир, — бортмеханик тронул Бахметьева за плечо, — еще один мотор вышел из строя, остальные работают с перебоями, да и горючего всего ничего.
— Штурман? — позвал капитан.
— Слушаюсь, — лейтенант протиснулся в кабину.
— Где мы сейчас? Наши координаты?
— Точно сказать не могу, кругом туман, компас разбит, но, очевидно, между Хельсинки и Выборгом.
